Прохор неожиданно вступился за соратницу. Но Шурка лишь грубо отпихнул его в сторону.
— Пошёл отсюда, заморыш, пока по шее не получил! А ты чего пялишься, зараза? Снимай штаны, по-хорошему!
Борода, перекидывая ломик из правой руки в левую, ответила грубияну:
— Штаны, говоришь, снять? А карандашиком в глаз не хочешь? Так, чтобы мозги вылетели! Я тебе сейчас устрою… эту, как её…
Клавка на секунду затормозила, вспоминая слово:
— Трепанацию! Тут и закопаю!
Шурка не ожидал подобного отпора. Как говорится — против лома нет приёма… Он остановился в замешательстве. Но вдруг сильный удар по затылку свалил парня в долгий нокаут. Кудрявый рухнул без чувств — прямо на могилу.
Над телом поверженного врага распалённый Прохор помахивал лопатой:
— Да я за Клавушку… любого урою! Ишь, Кудря!
— Молодец, Проша. Рвём до хаты, пора уже.
Собрав имущество, мародёры пошли прочь от злополучной могилы. Вечер приближался.
…Громадный деревянный истукан — в два человеческих роста — сверкал красными глазами-рубинами. Ветви могучих дубов свисали над плоской гранитной плитой, бурой от крови, что напитала камень за многие века. Жуткий огород с надетыми на колья черепами опоясывал древнее капище.
Седобородые жрецы в длинных белых рубахах колотили по бубнам и пели монотонные гимны, славя жестокого бога. Покорно ожидали своей участи связанные жертвы, подношение на требу злому духу. Два десятка человек — мужчины, женщины, дети — знали, каков будет их конец. Незавидный жребий выпал этим несчастным: бог победителей требовал свою долю кровью.
Длинноволосые волхвы стучали в бубны всё чаще. Жрецы выкрикивали одно слово, выстукивая ритм гулкими ударами.
— Яга!.. Яга!.. Яга!.. Яга!!!
Внезапно появилась девушка с распущенными рыжими волосами и в красной рубахе до пят. Глаза её безумно блестели. Яга двигалась в такт ударам, словно звуки бубнов толкали её в спину. Жрецы стучали всё быстрее, девушка дёргалась, точно в конвульсиях. Вот она волчком закружилась в бешеном танце — жутком и прекрасном одновременно.
Вдруг бубны резко стихли. Безумная танцовщица свалилась на землю. Яга хрипела и колотилась, на губах её показалась пена. Казалось, она вот-вот испустит дух. Два жреца склонились над ней и сорвали платье, с треском разорвав материю. Голая девушка валялась на земле, изгибаясь и шипя, будто змея. Снова ударили бубны. Один из жрецов полоснул себя ножом по запястью и протянул окровавленную руку рыжеволосой. Девушка жадно припала к ране.
