— Ничего страшного, жить будет. Поставят скобки, походит с зашитым ртом. Но, честно говоря, лучше бы Кабан сдох. Страшный человек! Он ведь хотел нас просто-напросто убить. Шурка, как рука у тебя?
— Терпимо, — кудрявый поморщился от боли, — правда, шевелить ею не могу. Надо бы доктору показаться.
— Это перелом, — авторитетно заявил Алан, — прямо сейчас пойдём к Иван Иванычу.
— Он примет? — спросил Васька неуверенно.
— Обязательно. Чем и хорош местный доктор: среди ночи его разбуди — поможет, чем сможет.
Ребята направились к врачу, оставив Кабана лежать подле пеньков. Из затылка его, разбитого о камень, сочилась кровь.
Ветер разогнал тучи, небо выяснилось — светила полная луна. Лишь вдалеке зарницы озаряли сполохами горизонт, словно кто-то включил небесную иллюминацию.
Кабан скоро пришёл в себя. Какая досада, опять промашка! Здоровяк встал на четвереньки, помотал головой, но тут, же взревел от боли. Он сел, привалившись спиной к пеньку.
Дико болела челюсть, но ещё сильнее Кабана терзала боль поражения. Чёрту бы душу отдал — так хотелось отомстить ненавистным врагам! Детина завыл, глядя на холодный блин луны. Дикая злоба рвала кабанью душу, съедала сердце.
Кабан и не заметил, как сгустилась тьма: вокруг стало черным-черно. Потянуло студёным ветром, непонятно откуда взявшимся. Бугай недоумённо поёжился и огляделся по сторонам — не январь же! Он попытался подняться на ноги, но не получилось — все конечности его оцепенели. Кабан не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Убийце — безжалостному и жестокому маньяку — стало страшно. По-настоящему жутко. Мгла казалась живой, она дышала космическим холодом.
Кабан поднял глаза к небу и помертвел от ужаса: вместо луны и звёзд он увидел два жёлтых огонька во мраке, окутавшем его, словно покрывало! Полно, это просто наваждение, бред! Громила, не взирая на больную челюсть, снова потряс головой. Однако тьма не отступала, а, напротив, становилась гуще, чернее. Огоньки увеличивались, разгораясь всё ярче. Это взгляд — гипнотизирующий, змеиный, чудовищный!
Кабан хотел закричать, но из горла вылетел только слабый сип — силы покинули грозу посёлка. Страшные глаза неумолимо приближались, холод стал непереносимым. Всё. Дыхание замерло, сердце дёрнулось в последний раз и остановилось.
Но искорка, зовущаяся душой человеческой, не отлетела к Богу. Сущность Кабана была выпита, высосана тварью, пришедшей из иного мира — незнакомого людям, враждебного и таинственного.
