Я пишу это для того, чтобы те, кто не видел войны, знали, какие бедствия она несет с собой…
Горе и лишения легче переносить сообща, В нашем доме многие семьи стали объединяться и жить вместе. Ведь в случае необходимости можно было помочь друг другу, да и дрова сэкономить.
Так было и у нас.
С началом войны мы с мамой жили в своей семьдесят шестой квартире вдвоем. Это была просторная двухкомнатная квартира на первом этаже. Наша семья занимала большую двадцатидвухметровую комнату. В другой — меньшей — до войны жили два неженатых брата Матюшенко: Иван Петрович и Василий Петрович. В первые дни войны оба ушли на фронт, и их комната стояла запертой.
Мать достала где-то столярный клей. Из него сварили студень. Это уже была еда. Варили мы с мамой и отцовские кожаные ремни. Воду хлебали, а ремни просто жевали.
Потом к нам приехала семья из шестиэтажного дома, мама с дочкой. Девочку звали Валей. Она выжила. После войны мы встретились с ней как родные.
Ели мы два раза в день. Мама брала тазик, наливала воду, кипятила. Затем мы крошили туда стодвадцатипятиграммовую краюшку (половину нашей общей суточной нормы), сдабривали несколькими каплями растительного масла, солили и быстро съедали. Вечером еда была та же.
За водой ездили с саночками на Неву и там из проруби, напротив училища имени Фрунзе, наполняли ведра и везли домой. Иногда ездили на Фонтанку. Когда выпадал чистый снег, растапливали его.
Я уже говорил, что мы жили на первом этаже. Выше уже было почти невозможно подняться — лестница вся обледенела. Из квартир все нечистоты выливали прямо на нее, так как выносить их во двор ни у кого не было сил, и все это замерзало.
В декабре разнеслась весть, что наши войска ведут бои по прорыву блокады. С надеждой мы прислушивались к сводкам Совинформбюро. В эти дни часто упоминались фамилии генералов Федюнинского и Мерецкова, ведущих бои на Волховском и Тихвинском направлениях. Как праздник, встретили сообщение о взятии нашими войсками Тихвина. А весть о разгроме немцев под Москвой была встречена, как начало разгрома фашистов. Только и слышалось: «Побили фашистов под Москвой! Теперь и нам ждать недолго. Уже Тихвин взяли. Главное — продержаться».
Утром 25 декабря мы с мамой пришли в булочную и узнали, что хлебный паек увеличен мне и ей на 75 граммов. Радости не было предела. Незнакомые люди обнимали друг друга, кричали «Ура!». И хоть голод продолжался, эта прибавка, как и наши победы под Москвой и Тихвином, придали нам сил. Каждый верил, что худшее позади, что настанет день, когда Ленинград будет освобожден от вражеской блокады.
