«Эрмитажных» картин много, два десятка, наверное, это создано человеком, бывшим одним из тех, кто теперь живет на этих теперь опрокидываемых полотнах – Веласкеса, Эль Греко, Рембрандта, полотнах, никогда не думавших, что и им придется спасаться от фашизма бегством. Да, только им, потому что художник не собирался бежать, он принадлежал духом и сердцем своему городу. Город в блокаду – это еще одна бесспорная удача Калужнина. Вот он, застывший Невский проспект, трамваи, люди, пустота города. Город словно вобрал в свои легкие воздух, и пространство стало шире, и воздух выдохнутый словно заледенел и стал непрозрачным, как непрозрачным бывает застывшее затуманенное стекло.
Туман этот пронзителен, этот туман другой, чем у Марке, чем у импрессионистов, потому что импрессионисты были наполнены ощущением счастья от красоты, а К. это счастье оплакивал, он показывал трагедию счастья, именно счастья, ибо вечная красота Ленинграда в дни блокады оказалась обреченной, приговоренной к гибели.
Неужели! Неужели! – кричал художник. – И это способно зачеркнуть, уничтожить война! Неужели!
Он учил детей, нарушая предписания и указания методистов. Он обожал Ленинград до боли и вдруг спрашивал кого-то шепотом: «А если бомба упала на Невский, где Елисеевский магазин». И он уже видел взрыв, разрушение любимого города.
Нет, не должно этого быть! Быть этого не может.
25.8.85. Дубулты. Пишу о Калужнине. К сожалению, плана никакого. Куда тяну – не знаю, да к тому же не сделал, что хотел. Не даю материал о художнике для издательства «Искусство». Но иначе не могу, не получается иначе.
Нужно написать Льву Арк. Калужнину[380] письмо. Вопросы: что он знает о детстве В. П.? Где учился? У Конашевича? У Пастернака? У Мешкова? У Машкова? У кого? Что кончал? Гимназию? Кто были родители? Долго ли были в Саратове? Когда в Москву? Когда из Москвы в Ленинград?
2.10.85. Работаю, но сегодня кажется, что и Калужнин будет впустую. Похоже. Не делаю купюр, пишу, что думаю, а это уже гарантия задержки, неуспеха.
18.12.85. Главное – выставка Калужнина, которую всю делаю сам – от забивания гвоздей до ношения рам[381].
8.11.86. Работаю худо. Кручусь с пьесой[382] – сам будто бы не даю себе вернуться к Василию Павловичу!
5.3.87. Кажется, я боюсь новой повести… Не мало ли материала? Пожалуй, мало. Обойдусь ли тем, что есть? Не ведаю.
Я лентяй. Не все, далеко не все собрал, что мог.
Вот вчера были в квартире 4 дома 16 на Литейном у жены часовщика Серафимы Сергеевны. Она жила припеваючи в блокаду, покупала даже мясо, а рядом погибал Калужнин. Он открыл дверь, руки его были в чирьях, она испугалась за своих детей.
