Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов | страница 79
Посоветовал от его имени поехать к Софронову в «Огонек»[299].
Расстались суховато.
9.6.69. Был у Гранина, просил написать предисловие к рассказу. Согласился, но, когда я поблагодарил, сказал:
– Не знаю, не знаю.
Что говорило – не знаю, как вы (то есть я) пишете-то.
За последнее время Гранин действительно стал настоящим писателем, и это говорит о том, как трудна и плохо осуществима надежда своего утверждения (легкого). Стать Граниным сегодняшнего дня он смог после 3–4 официально утвержденных романов. Тогда у него не хватало худож. средств, палитры и пр. Теперь же любое его эссе становится в некотором роде событием, а люди, ругавшие его, декларируют свою любовь.
Разговор был долгий, но больше шутливый, и, главное, говорил больше я.
После того, как я упомянул об инфаркте у Еленина[300], он сказал:
– Отчего же у такого молодого?
Я ответил:
– От Бога?
– Может, нервничал?
Я сказал:
– Что-то не знаю инфарктов от нервов… Не видел ни одного.
Он попросил:
– Не говорите об этом людям. Это же последнее, из‐за чего они пытаются жить в дружбе. Думают: вот разнервничаемся – и произойдет инфаркт. А вы говорите, что этого нет! Они же перестанут делать добро.
Еще он сказал:
– Рад, что вы так… сомневаетесь. А то у меня тут был один молодой писатель, он такой довольный. Все хотят его, все хотят его пьесы, все берут.
Я хотел сказать ему, но потом удержался. Ну пусть…
– Я думаю, это защитная реакция, – где-то глубоко внутри он наверняка в себе сомневается, понимает, что это лишь внешняя удача, деньги, но не что-то значительное…
– А мне показалось, что не сомневается, – и я его пожалел.
Я сказал:
– Если это и так, ему лучше, чем тем, кто сомневается. У него-то инфаркта не будет. Худого в себе он не накапливает…
Сказал о Германии:
– Был много раз. Мне она понравилась, очень высокий уровень, хорошо строят, много, главное, строят.
5.3.70. Прочел Гранина «Кто-то должен». Мастерская, серьезная вещь. Это писатель, исследователь. Не только 1-е сигналы[301] им движут, но и мысль. Читал с завистью. Слабее то, что он не знает, что должен был почувствовать, – женщины, их логика, их поступки.
21.4.70. Летом (вдруг вспомнил) Гранин спросил:
– А что вы делаете?
– Пишу.
– Лучше этого дня не напишете.
Он вернулся с Енисея. Корреспондент спросил у него:
– Вам Шушенское понравилось?
– Нет.
– Как? Там же Ленин жил!
– Ну, ему тоже не нравилось.
24.3.72. Позвонил Гранин – я сразу понял, что опять что-то не так. Нервы страшно натянуты, опустошен. Оказалось, он выступил на Секретариате, сказал: