К тому же это для нас Гранин – классик, один из героев учебника по литературе, а для отца – хороший писатель и старший товарищ. Правда, когда он за ним записывает, то старается ничего не пропустить. Вроде как вслушивается. Так устроена речь Даниила Александровича, что порядок слов тут так же важен, как общий смысл.
Вообще Гранин не походил на тех литераторов, с которыми отец был знаком. Например, на Геннадия Гора. Если Гор – одиночка, человек абсолютно частный, то Даниил Александрович, что называется, «общественник». Ну а в некоторые годы – начальник. Вот почему даже в личных разговорах он старался придерживаться политеса.
Про начальника мы еще поговорим, а пока надо сказать о писателе. Дневник подтверждает, что в своем литературном хозяйстве он был хорошим хозяином. Представьте, фиксировал не только те разговоры, что нужны для текущей работы, но буквально все. Это он на всякий случай накапливал: если что – перелистаешь тетрадку, а там – ответ на любой вопрос (запись от 12.7.87).
Утомительно? Наверняка. Скорее всего, Даниил Александрович сердился, подобно чеховскому Тригорину, но от своих обязанностей не отлынивал. Мало ли еще на какую подробность расщедрится жизнь – и она войдет в его прозу.
Вот почему – отец не раз это подчеркивал – Гранин больше молчал, чем говорил. Ждал, когда собеседник раскроется. А уж там дело техники – в соответствии с неустаревающим рецептом чеховского героя запираешь «эту фразу и слова в свою литературную кладовую».
Обычно это происходило так. Даниил Александрович звонил, звал пройтись. Какой повод? Хорошая погода и временное затишье в делах. Маршруты были разные – чаще по Петроградке, а иногда – в сторону Летнего сада. В Комарово направлялись в сторону кладбища, а в Дубултах – вдоль взморья.
С годами отношения становились теплее (они несколько раз отмечали Новый год вместе), но дистанция сохранялась. Дело не в формальностях вроде должностей и званий, а в том, что существовала в Гранине некая убедительность. Одним на роду написано давать советы, а другим к ним прислушиваться.
Вот откуда эти: «Попробуйте…», «Нельзя…». Кстати, в таком духе Гранин разговаривал не только с младшими, но и со старшими. Например, Гору он говорил: «…не соглашайтесь сокращать, ждите…», «Вы бы лучше продали ее!» (записи от 28.8.71, 25.8.74).
Подобный тон не предполагает обсуждений. Его собеседники и не возражали. Если только в скобках или в придаточном предложении, отец что-то напишет в дневнике. Вроде как ухмыльнется: правда, конечно, но есть и другая сторона.
