.
7.5.66. Вчера видел Фреда[701]. Он разговаривал с врачом своей больницы Бессером[702]. Тот лечил перед смертью Зощенко. Оказывается Мих. Мих. сказал:
– Я умру как Гоголь.
Зощенко в последние месяцы добивался пенсии. Отвергнутый, замкнутый. Из-за денег продал полдачи. Купил какой-то жлоб из его персонажей, развел кур, огородил забором, «забрал весь воздух»… Его окружали те люди, с которыми он боролся, их стало еще больше, и они смеялись, что победили. Перед смертью он был в депрессии. Возможно, это связано с соматикой[703]. Печень на четыре пальца, отеки на ногах. А когда отеки согнали, он весил 37 кг.
16.6.66. Умер режиссер Зон[704], к которому когда-то я поступал в Театральный институт. За два года до его смерти умерла его жена. Он женился повторно на медсестре. Но дневник свой вел все время, обращаясь к ней как-то так: «Вот уж 360 дней я без тебя…»
20.3.67. В СП пил кофе с Грудининым[705] – есть такой писатель. Он рассказал, что после «Волшебника из Гель-Гью», раскритикованного всеми, увидел Борисова, плачущего навзрыд на улице. Подошел:
– Леонид Ильич, что с вами?
– Молодой человек, – сказал тот. – У меня горе. Я вижу хорошую книгу и не могу ее купить. У меня нет денег.
Другой эпизод с Зощенко.
В 54‐м году Грудинин напечатал свой первый рассказ и сидел в том же писательском кабаке. Входит человек, который подобострастно раскланивается со всеми. И этот человек ему неприятен.
Но отчего-то редактора с ним особенно вежливы.
И вдруг человек спросил: «Говорят, мою книгу собираются издавать?»
Редактора загалдели:
– Конечно!
– Это же хорошо!
Но главный редактор Троицкий сказал:
– Не надейтесь, Михаил Михайлович, – этого сейчас не будет. – Потом он засмеялся и припомнил какой-то старый, очень смешной рассказ Зощенко. И тогда Зощенко вдруг сделался надменно-гордым. И, прищурясь, сказал:
– Видите, Троицкий, сколько нужно было иметь желчи, чтобы и через 25 лет вы помнили написанное мною[706].
6.4.67. Выступал Виктор Шкловский. Были очень интересные мысли.
Он сказал:
– Великое искусство обладает разностью. Должно быть колебание между высоким и низким. Дон Кихот – смешной и великий, поэтому это великое искусство.
О Толстом он сказал, что тот умер неразбитым. Это здорово! В русской литературе так повезло лишь очень великим. Возможно, этого боялся Маяковский. Он как-то сказал Шкловскому: если вы попали под автобус потому, что искали рифму, считайте, что вам повезло.
И потом было горестное признание, что такой человек ничего не смог сделать, перестроить мир, а он-то был невероятной силы.
