Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов | страница 177



21.4.63. Живу на даче в Комарово уже три недели. Неоднократно стоило бы записать кое-что в дневник. Немного ближе узнал Смоктуновского: спокойный, демократичный, показался мне очень неглупым, и никакого позирования – даже наоборот, хвалишь его, а он спокойно это принимает, словно не о нем. Мечтает поставить Бёлля[691], а еще лучше – современный фильм, да только нет его, нет сценария.

Удивительно приятная у него жена[692] – любящая, страдающая. Слава Кеши (Иннокентия) привела в дом поклонниц. Они наглы, требовательны, иногда даже оскорбляют. Одна прислала ей условия: «Как жить с великим артистом» (как вести себя и одеваться). Саломее это невозможно понять. Она знала его – неудачника, переезжающего из театра в театр. Его никто не понимал, кроме нее.

Она не выгоняет этих баб, так как боится выглядеть сварливой и страдает от этого. Вчера увидела Даню и Гулю[693] около магазина и в середине разговора вдруг удивленно спросила: «А вы всегда вместе ходите в магазин?»

5.7.63. К сожалению, слишком редко пишу в дневник. Уплывают какие-то интересные наблюдения. Снова видел Смоктуновского. Умный и большой актер, но интересно, что не блещет в импровизации. Я видел артистов, которые умеют сразу «играть», чтобы они ни рассказывали – анекдот или байку. У Смоктуновского импровизация не получается. Он работает над своим героем, а однажды сказал о «Девяти днях одного года», что мог бы сыграть иначе: «Я знаю, как это сделать. Я умею это делать».

7.6.64. Рудольф Керер сидел – чтобы не разучиться играть, играл на доске, на которой были нарисованы клавиши. Вышел из тюрьмы старым. Потребовал, чтобы его допустили играть на конкурсе молодых – двадцать лет у него были потеряны[694].

10.9.64. Сейчас несколько часов ходил по Ленинграду с Андреем Битовым. Ему 27 лет – сложившийся, взрослый человек. Я где-то младше его, хотя уже сед и лыс, и на меня смотрят с удивлением, когда я называю свой возраст.

Андрей – интересный писатель. И мне понравилось, как он сказал, что «боится славы, которая ему внезапно выпала».

– Я же понимаю, что я какая-то пылинка… и всего этого могло не быть.

– Но есть и какая-то закономерность.

– Да, – сказал он, – есть… возможно… Интересно, что я пишу пятую книгу, а издаю вторую. В этом тоже какое-то незримое накопление. Когда я издал первую, то три книги у меня было.

– Как ты работаешь?

– Обдумываю все подробно. Около полугода. Но когда начинаю писать, то почти всегда отступаю от замысла – тогда вещь получается.