Пока же он фиксирует все, что происходит вокруг. «Дни страшные. Убили Старовойтову[685], человека большого ума и честности» (запись от 26.11.98). Да и прочие новости столь же печальные. Вскоре подойдет его очередь на томограмму – уж как ему не хотелось узнать свой диагноз, но тянуть дальше было нельзя.
Именно об этом запись от 7.1.99. Отец пожаловался дневнику – и собрался на томографию. Он закрыл дверь и вышел на лестничную площадку. Тут ему стало настолько плохо, что пришлось вернуться домой.
Этот текст оказался последним. Затем следуют пятьдесят пустых страниц. Они сообщают о том, что завершающие шесть лет его жизни были заполнены медицинскими процедурами, а дневник больше не открывался.
Он так и не успел разобраться: действительно ли перестройка что-то изменила или как смерч налетела и отступила? Все это пришлось осознавать нам.
Как сказано, последние страницы для автора самые непростые. И шаткое положение перестройки, и собственное нетвердое положение… К этому прибавляется еще одно – уже не его, а наше. Ведь мы читаем не только о том, о чем тут написано, но и о том, что еще нескоро произойдет.
5.8.61. Магид[686]: «Приехали мы снимать фильм «Танкисты»[687]. Поселились в гостинице Военного округа. В коридоре висел портрет Якира. Утром выходим – портрета нет (деталь 37‐го года)[688].
…Репрессировали человека за покушение на Ахримовича[689]. Он сознался во всем, даже в том, что брал взятки, только куда деньги дел, припомнить не мог. В тюрьме, в камере, где он оказался, сидел Ахримович.
…На вечере веселятся. Шутки. Выступает критик.
– Тост.
– Критикам хорошо, – говорит писатель, который много лет сидел в тюрьме.
– А вы, гражданин бывший заключенный, стойте там, – шутит критик.
Гробовая тишина. Неловкость. Бледный писатель.
Раны могут стать пустяковыми только для других.
… – Пыток не было. К чему пытки? Ну запихнешь пару иголок под ноготь – и все. А так – зачем пытки?
30.11.62. Вчера вечером вдруг сорвались и пошли к Магидам. Интересный человек Михаил Соломонович. Рассказывал, что на днях приезжал Рошаль и рассказывал о встрече с космонавтом Николаевым[690].
Когда у Николаева спросили, какое для него было самое сильное ощущение, он сказал, что в момент отрыва от земли – ты не знаешь, выйдешь ли на орбиту или улетишь в безвоздушное пространство и живой станешь частицей мироздания. Еще смена дня и ночи; они происходят каждые 40 минут, а если увеличить скорость, то ведь это может бесконечно уменьшаться, и тогда быстрая смена черного и белого даст один серый цвет.
