. Он решил бросить работу и целиком посвятить себя литературе. В записи от
20.12.64 мы видим растерянного человека, который понимает, что без службы ему не прожить. Казалось бы, прощай, художник! Нет, все же это неистребимо – и об этом говорит сказанная напоследок эффектная фраза.
Есть драмы тектонического порядка. Сдвигаются какие-то пласты – и тут уже ничего не поделаешь. Приходится жить по новым правилам, стараясь при этом остаться собой.
Такие проблемы у старого украинского поэта Матвея Талалаевского[684]. Предположим, о годах, проведенных в тюрьме, можно не думать, а как забыть о смерти или эмиграции читателей? Впрочем, он не сдается и продолжает писать на идиш. Ведь если этот язык существует, то благодаря таким, как он (запись от 9.7.74).
Есть и позитивные примеры. Порой автор входит в литературу в нужное время. Начиналась перестройка, а он тут как тут. Вы искали что-то незамыленное? Так все уже написано. Получите целую папку пьес.
Вообще он, драматург Александр Галин, человек веселый. Постоянно что-то изображает. Вряд ли имелся в виду кто-то конкретно, но контраст прочитывался. Те, из прошлого, были самодовольны и чопорны, а его тянуло к игре (запись от 11.8.86).
Ну, а это Григорий Канович. Тут удивительное сочетание рассказанного и написанного – все истории, которыми он делится, начинаются или завершаются в его прозе. Значит, не ушли в прошлое странствующие рассказчики, которых было так много в черте оседлости. По крайней мере, один точно остался (записи от 26.3.89, 31.3.89).
Вглядываешься в мозаику, сложившуюся в результате нескольких десятилетий жизни в литературе, и видишь логику. Да что логику – сюжет. Причем со всеми присущими ему элементами – завязкой, кульминацией и развязкой.
С другой стороны, как без сюжета? Вместе с советской властью закончилось то, что ее отличало. В том числе и писательские союзы. Нет, не то чтобы ничего не осталось, но все теперь выглядело скромно. Собеседники были, а кураж куда-то пропал.
Как во всяком обрушении, тут существовала своя последовательность. Сперва хотелось чего-то нового, но не очень верилось. Жизнь долго текла в одном русле, а вдруг перемены. Они воспринимались как нарушение равновесия.
Удивительно, непонятно… И опубликованный Солженицын казался сном. И цены в магазинах выглядели нереально – они состояли из стольких цифр, что напоминали телефонный номер.
Отец радовался – и пугался. А вдруг «революцию сверху» свернут так же неожиданно, как начали? Кто-то решит, что достаточно, и ситуация вернется на круги своя.
