Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов | страница 170



)[669].

Так что мы не только толкаемся или состоим в одной организации, но приобщаемся к некоему целому, начинаем ощущать себя его частью.

Значит, не такое праздное увлечение – вести записи. Иначе бы таких людей появлялось больше. Из отцовских предшественников назовем хотя бы Александра Гладкова[670]. Он не только писал пьесы, но чуть ли не ежедневно фиксировал: с тем-то беседовал, узнал то-то и то-то…

Видно, общение составляло важную часть жизни Гладкова. Жаль, никогда не хватало времени: «Если бы у меня не было о чем писать, то я приезжал бы в Дом творчества и просто болтал бы с интересными людьми и записывал их разговоры»[671]. Словом, он сетует на то, что недоговорил. Сколькими бы еще подробностями пополнился дневник!

Еще надлежит упомянуть Сергея Довлатова[672], но это мы сделаем чуточку позже.

Почему возникает эта потребность? Да потому, что в душе некоторые люди ощущают себя историками. Они видят, что время уходит, а не остается почти ничего.

К тому же им известно то, что делают настоящие историки, – на протяжении всей советской эпохи создавался ее официальный портрет. Тут уже не «общие тетради», исписанные плохим почерком, а толстые тома в красивых переплетах.

Не все просто с этими изданиями. Бывало, выйдет новая книга, а тут подоспели перемены. К очередному тому прилагается повестка: вырежьте подозрительную личность и замените ее не вызывающей сомнений географической точкой.

Удивительно, что на каждом этапе провинившихся меньше не становилось. Было очевидно, что и в другой раз найдутся люди, которые чем-то себя запятнали.

За этими колебаниями внимательно следил мой дедушка. Получит новое требование и сделает, как велят. Особенно пострадали от него члены редколлегии. Он вычеркивал их то синими, то фиолетовыми чернилами до тех пор, пока не осталось ни одного.

При чем тут дневники? А при том, что в них излагалась не официальная версия событий, а частная и независимая. Возможно, во всей стране не существовало пространства более свободного, чем эти тетради.

Теперь можно вспомнить Довлатова. Хотя его «Соло на ундервуде» и «Соло на IBM» не дневник, но тут есть связь с ежедневными записями. Каждый отрывок рассказывает о том, что писатель от кого-то услышал или видел сам.

Перед нами не просто анекдоты, но исторические анекдоты. Ведь персонажи этих книг – так, по крайней мере, считает автор – люди исторические. Это им предстоит вытеснить советских классиков.

Самонадеянно? Наверное. Впрочем, Довлатов не формулирует позицию, а просто предлагает свой вариант. В его иерархии отсутствуют Шолохов и Федин, но зато есть Уфлянд