Лучше всего об этом сказали случайные свидетели. Когда в несезон в одном Доме творчества стали сдавать номера шахтерам, писатели услышали о себе все. Впрочем, что возразишь на такое: «Как вы работаете, – сказал один представитель Донбасса, – так мы отдыхаем».
Еще надо вспомнить поездки – в разные города Союза и, конечно, за границу. Тут тоже литераторы поневоле сбивались в стаю. Ничего не оставалось, как продолжить те разговоры, которые они вели во всех подведомственных домах.
Вот отец в писательской поездке в Грецию. Разные люди входят в группу, но его внимание занимает Юнна Мориц[664]. Как видно, ей тоже с ним интересно, – поэтому она много читает Бродского и делится эзотерическими познаниями (записи от 18.10.81, 22.10.81, 26.10.81).
Вряд ли Мориц могла «переиграть» здешние красоты, но она точно внесла что-то свое. Параллельно сюжету, состоящему из древних развалин и моря, возник сюжет человеческий.
Если есть коллектив, то существует и «коллективное бессознательное». Заблуждалась не только консервативная, но и либеральная часть писательского сообщества.
Казалось бы, писатель Павел Нилин[665] – вполне самостоятельная величина, а ведь повторяет общие ошибки. Ну, а отец соглашается. Значит, и он не способен взглянуть на ситуацию со стороны.
«Сегодня Нилин сказал, что мы все напряженно следим за партией Корчного и Карпова[666], а в это время китайцы, Хуа Гофэн[667], ведут переговоры с Югославией, Японией и Румынией. Эта игра пострашнее» (запись от 30.8.78).
Не хочется комментировать старые межгосударственные дрязги, да и без того ясно, насколько важно это противостояние. Особенно с писательской точки зрения. Представьте, что выигрывает Корчной. Это была бы победа всех, кого лишили советского гражданства, – от Синявского до Солженицына.
Через такие оценки больше понимаешь время. Вот ведь как: можно пройти огонь, воду и медные трубы, а также – войны и революции, но видеть избирательно. Что-то понимать, а что-то нет. Правда, Нилин всегда стоял на стороне государства, а тут следует чуть отстраниться. Постараться осознать, что власть делает с нами.
А вот, казалось бы, почти не различимая подробность, но в советском контексте она увеликанивалась. Не исключено, что такие вопросы решались на самом верху. Речь шла об уровне похорон и представительстве на них людей от власти.
Отец читает в газете некролог Федору Абрамову. Как и положено в этом жанре, тут равно важны слова и подписи. Притом не только те, что есть, но и те, которых нет. «Он, Абрамов, назван видным, хотя он выдающийся. Среди массы подписей нет ни одной литературной личности» (запись от
