Отец упоминает, что здесь развлекались игрой в «очко». Выглядело это так: отсчитываешь в писательском справочнике двадцать одну фамилию. Называешь хотя бы одну книгу, написанную кем-то из этих людей, и берешь банк (запись от 9.7.74).
В этом главное отличие литературной жизни в советский период. Никогда писатели не существовали столь близко друг к другу. Конечно, свои круги были у Пушкина или Блока, но это был круг по типу обруча. Только попробуй из него выскользни! Если ты согласился на участие, то всю жизнь будешь существовать так.
Правда, и наоборот тоже плохо. Если бы эти дома не были набиты членами Союза, то сколько бы мы потеряли! Литераторы разбрелись бы по своим норам и редко показывались на свет.
В Доме творчества вы поднимаетесь в лифте с Арбузовым[662], сидите в столовой невдалеке от Шкловского[663]… Ощущение такое, будто вы открыли учебник литературы и переходите от главы к главе.
Схожую роль выполнял и Дом писателя. Кроме собраний, на которых растолковывались принципы социалистического реализма, здесь проводились литературные вечера. Выступали Андрей Битов и Юрий Лотман. Советская власть не обсуждалась, но о вкусах говорили без утайки.
Эти выступления были своего рода самиздатом. Возможно, чем-то большим, чем самиздат, – тут представала сама мысль, не опубликованная, а рожденная у нас на глазах. Ее подлинность подтверждало присутствие автора, который напрямую обращался к своему читателю.
На вечерах отец записывал. Пусть две или три фразы попадались в его сети, но зато какие! Через много лет открываешь дневник и удивляешься: как точно!
К примеру, Т. Хмельницкая говорит, что «великая неудача Хлебникова дала новое слово в поэзии» (запись от 29.3.84), а Ю. Лотман замечает, что «историк – это доктор, и он должен знать все» (запись от 8.2.84).
Кстати, я на вечере Лотмана запомнил другое. «Он был Тынянов, то есть великий писатель», – как видите, сохранился даже порядок слов. Больно похоже это на уравнение – в нем человек как он есть оказывается равен тому, кем он может быть.
Интересно, что у простых трудящихся были Дворцы культуры, отменявшие приватность самим названием, а у писателей – Дома. Видно, кто-то догадался, что тут не нужна официальность. Совсем не требуется она в Доме творчества, где не утихало веселье, – по утрам здесь сочиняли «нетленки», а вечерами предавались радостям общения.
О чем разговаривали? О важном, несущественном, случайном, судьбоносном… Какая может быть чистота жанра, если здешняя жизнь состоит из первого и двадцать пятого! Начиная хотя бы с того, что литератор сидит за столом, выстукивает свои тексты, а в окно видит лес или море до горизонта.
