25.7.90. Громкость – не демократическое качество. Первым это ощутил Чехов, его искусство высоко и негромко. Возможно, тишины много у Пушкина, особенно в «Повестях Белкина», в его «Станционном смотрителе». Фашизм (сталинизм), да и большевизм (ленинизм) начался с такой оглушающей ноты, с такого крика, что люди перестали слышать свои мысли.
Этот критерий есть и в искусстве. Если живопись начинает говорить сюжетом, как у Глазунова, а не цветом, оно смыкается с фашизмом, как сомкнулась с фашизмом сталинская высотная, очень громкая архитектура. Как газеты стали символом лжи не только потому, что врали, а потому, что врали слишком громко, заглушая даже минимальное проникновение правды.
1.10.90. В эти дни дважды был у Зисмана и поразился удивительному его росту (80 лет!). Полная свобода, раскованность, абсолютное бесстрашие перед композицией и цветом. И точный глаз. За лето он сделал около 200 акварелей, мало того, сотни рисунков. И все прекрасно. Он достиг уровня очень высокого, и у него очень мало «отходов», в отличие от Гершова.
Когда-то я слишком спокойно относился к его искусству, но теперь полностью переменил взгляд, стал великим его поклонником. Это большой мастер, очень большой!
7.12.90. На обсуждении Волкова[603] было несколько прекрасных мыслей.
1. Миша Иванов, художник, стерлиговец: «Филонов и Малевич – классики 20‐х – все же были крайне социологичны, они невольно оказались заражены воинствующим большевизмом (в кулуарах он сказал то же о Платонове). Волков и плеяда (Кондратьев, Стерлигов) это преодолели, они пошли к иному, чистому искусству. В этом их путь и задача.
2. Левитин[604], глядя на Егошина и Вейсберга, сказал: «Это мы знаем. Зачем опять?» Но это неверно. Не все знаем. И нужно часто опять, чтобы понять, чего не знали и утеряли в дороге.
1.1.91. Написал текст к буклету о Вале Поваровой[605]. Ее живопись понимаю скорее умом, хвалю, ставлю в один ряд с Володей Волковым. Она работает над формой, добивается цветовой гармонии, все это – дети Кондратьева и внуки – очень самостоятельные – Филонова. Завтра я с ней встречаюсь, обсуждаем текст.
30.4.91. Из воспоминаний Стерлигова: знакомая говорила: «Не могу жить на воле, когда все сидят».
Стерлигов называет «правильных» художников «сюсюшниками», «сю-сю-реализм».
26.10.91. Задумал статью о Кострове, читаю, встречаюсь, собираю материал. Судьба удивительная – он был окончательно похоронен во времени, исчезло имя, но… мне удалось сделать выставку его в 1989 году, показать его матюшинский период, возбудить любопытство к его живописи… Николаю Ивановичу 91 год, он полон ума, памяти, с ним интересно разговаривать, да и работает он еще. При этом опять «широко смотрит», по-матюшински. Удивительно хороша серия «Кристаллы и раковины».
