, собора, который Николай Александрович видел из окна своего дома, разбитые вдрызг стены, рухнувшие купола… Деревня запущена – ни порядка, ни чистоты, ни убранности. Посидели – никто пить не может, но поговорили душевно. Как обычно, не остается сил все описать, дорога длинная, километров 130–150, через Сокол, Печаткино, где когда-то работал папа
[602].
Удивляет другое – в магазинах многое есть: колбасы, привозят в деревню молоко, можно на талоны купить коньяк или водку. Из-за моего приезда Н. А. сходил к какому-то начальству и ему помогли приобрести колбасу и выпивку, но телеграмму мою, подписанную «Семен Борисович», отобрали.
Завтра буду пытаться купить билет и уехать, улететь в Ленинград. Впрочем, завтра кое-что любопытное будет и в Вологде – какое-то гуляние, посвященное письменности.
Пожалуй, самая удивительная вещь о Макарове – это то, что он дальтоник.
– Да не вижу я, Семен Борисович, красного, догадываюсь, как должно быть, а так-то я настоящий и есть дальтоник.
И второе, это его близкие. Зять пьяница и матерщинник, старший внук женился на продавщице, обижают деда, он бежит показывать мои письма, вон, С. Б. вас как просит, дайте мне место, не ставьте лишнюю мебель в мою комнату, а дети удивляются:
– Чего это писатель в тебе, таком дураке, нашел.
И, наконец, последнее. Я послал Макарову и в музей Сокола телеграмму. Он пошел в исполком с телеграммой, вот едет ко мне гость, писатель из Ленинграда, давайте продуктов.
Председатель исполкома распорядился выдать, а телеграмму пришил к делу. Макаров убивается:
– Так, Семен Борисович, телеграмму вашу жалко, слов нет!
А я:
– Зато язык получил и две бутылки коньяка.
– И то верно, – успокаивается Макаров.
А вот директор музея вдруг выбила для Макарова грамоту и ложку деревянную. Он сразу раскусил эту директоршу, когда зять ему ночью ложку отдал.
– Это только из‐за вас она грамоту дала, а так даже по радио не упоминает.
И опять Россия, Россия моя, страна рабов, к великому сожалению.
Домик Макарова маленький, из окна весь ужас – развалившийся собор, страшное зрелище, отстойник и кузня по ремонту тракторов, все когда-то было божественно, росписи, а сейчас кирпич, грязь, бревна, гвозди, одно «содрожание», как он говорит, сердца.
Приехали из Украины мелиораторы, выстроили жуткий сарай там, где когда-то погост был, люди пожимают плечами – сколько земли, а зачем эти-то приехали, не знаем…
Зятю не терпится все загнать. Купил запорожец. Теперь бы еще чего, подороже. Качает головой Макаров, махонький, крепенький еще старичок, в шляпе – копия Хрущева, удивительное совпадение, одно лицо…
