. А Мастер в это время умирал с голоду.
30.10.79. В эти дни была в Ленинграде выставка Ильи Глазунова, шарлатана и мракобеса, беллетриста в живописи. Отвергнув цвет, он неожиданно добился невероятного успеха. Его картины не требуют знания – их понимают все, как понимают детские книжки. Идея вопиет.
Глазунов расширяет глаза своим героям, делает их лица иконоподобными.
В день по выставке проходит 30 000 человек, очереди начинались с 4 утра, а рядом – в Эрмитаже – выставлен музей Помпиду с Шагалом, Кандинским, Модильяни, Матиссом – и никого вокруг.
Михалков[529] прилетел на обсуждение и возмущение художников назвал «цеховой завистью». Сказал, что Глазунов «восполняет вакуум».
Все эти Пикули[530], Глазуновы – маленькие Распутины нашего неустоявшегося века.
Глазунов, конечно же, социален. И в славянофильстве своем, и в боярской Руси, и в негативизме, и в патриотизме. Это читается, это ясно.
Если бы он ставил живописные задачи, его бы или не понимали, или относились к нему как к художнику, т. е. спокойно. Он же не ставит живописных задач, идея оголена – это доступно, это сенсация.
Как просто добиться успеха спекуляцией.
7.11.79. Перечитываю дневники. Как это полезно – о своем понимании тогда думаешь теперь. Это часто не совпадает. Высказался о Пахомове 20‐х годов – теперь считаю его одним из лучших художников, – а тогда почти отрицал. Так ведь все. Свое невежество каждый возводит в абсолют.
27.12.79. Художница Острогорская[531] имеет книгу Малевича «Супрематизм»[532]. Почитать бы!
6.6.80. Найти путь к художнику Макарову – это повесть! [533]
…Самохвалов получал пенсию 25 рублей (после 60 лет) как художник местного значения.
15.6.80. Если делать повесть о Фрумаке, то ее нужно строить по типу «Расемона». Каждый говорит об одном человеке, но по-разному.
29.7.80. Первый выезд в Ереван. Хороший город, замечательные, отзывчивые люди, щедрые и крайне доброжелательные. Их отношение к евреям – как к себе, уважительно-сочувствующее, это оставляет во мне благодарное чувство теплоты.
Были пока мало где. Дом-музей Сарьяна – прекрасное, высокое начало. Тонкий художник, по-своему почувствовавший Армению, преданный ее пейзажу.
Вышел на улицу и сразу же увидел девушку с одной его картины. Удлиненное лицо, большие глаза.
Сарьяна тоже переезжало время, но не так, как Самохвалова[534]. Он опускался, писал хуже, но все же оставался большим.
1.8.80. Живу как за границей. Всего четыре дня, а кажется, больше месяца. Вчера – опять Ереван. Жара 38 градусов, но переносится не так уж тяжело…
