Казалось бы, отец себя уговорил, но под конец записи он все же срывается. Все можно принять, но это чересчур! Особенно для того, кто недавно считал себя материалистом. Речь о словах Форда о сексе – «пусть не совсем земном, но каком-то, что уже дико» (запись от 15.4.94).
Вместе с историей с экстрасенсами наметился еще один «ход» к главным героям. Выяснилось, что школьный приятель отца – сын Л. Гальперина. Причем человеком он оказался очень активным. Только один начинал поиски, как рядом обнаруживался другой.
Поначалу это не мешало симпатии. Все-таки столько общего! Впрочем, вопросы накапливались, а ответов больше не становилось.
Почему одноклассник взял фамилию матери? Отчего раньше прошлое его не занимало, а сейчас он стал едва ли не подвижником? Граница была перейдена тогда, когда сын художника потребовал расписку. Следовало подтвердить, что если что-то будет найдено, то приоритет остается за ним.
Разумеется, это было обидно. Тем более что к этому времени отцу уже многое удалось. Школьный товарищ только шел по следу, а главным «старателем» был он!
Впрочем, отец уже пишет книгу, а значит, колебания должны быть оставлены. Вообразите, что, поддавшись воспоминаниям, он прощает одноклассника. По-человечески это было бы правильно, но что тогда делать с романом? На этом месте он бы затормозил и увяз.
Все же не зря Серебряный век провозгласил «жизнетворчество». С тех пор как эта история вошла в сюжет, она развивалась так, как предписано действием. Петелька – крючок – петелька. Это в реальности каждый существует сам по себе, а в книге – в рамках общей задачи.
Отец понял произошедшее как «обмен» (записи от 20.4.93, 14.5.93). На эту тему Юрий Трифонов написал повесть, где рассказал о том, как выгода оказалась сильнее сыновнего чувства. Интересно, какой была последовательность на сей раз? Сперва одноклассник ощутил себя Гальпериным или сразу возник меркантильный интерес?
Еще одна линия романа связана с художником К. Рождественским[402], обозначенным аббревиатурой Б. Б. Рождественский входил в компанию учеников Малевича, но, в отличие от Ермолаевой и Гальперина, не был арестован, а сделал фантастическую карьеру. Почти никто в это время не ездил за границу, а он свободно перемещался по миру. Оформлял практически все советские павильоны на всемирных выставках – в Париже, Нью-Йорке, Брюсселе. Наконец, был заместителем главного художника ВДНХ, главной выставки Советской страны.
Компромисс не потребовал смены стилистики. Рождественский ушел не в соцреалисты, а в дизайн. В этой сфере можно позволить себе многое – вплоть до супрематических квадратов. Так он сохранял память о Малевиче. Другие ученики пристрастия скрывали, работали «для себя», а его проекты были известны на весь мир.
