. После визита в градоначальство Аркадий Францевич собрал весь штат сыскного и долго на него матерился, грозясь поувольнять всех к чертовой бабушке. Сыскари, и так без дела не сидевшие, принялись искать налетчика с еще большим рвением. Но результатов долго не было. Чухонец (такую кличку получил молодой человек потому, что носил чухонскую зимнюю шапку) брал исключительно деньги, брезгуя как вещами, так и ценными бумагами, поэтому проверки ломбардов, скупщиков краденого и кредитных учреждений были бесполезны. Описанные многочисленными потерпевшими приметы ни к одному из известных сыскной полиции громил не подходили. Московские «Иваны», которых Кошко замотал ежедневными облавами, божились, что Чухонец не блатной, миру не известен, и что они сами его ищут, и как только найдут, так господину начальнику и представят в лучшем виде.
Помог сыщикам случай. Впрочем, полицейский надзиратель старшего оклада Фокин впоследствии утверждал, что это вовсе не случайность, а грамотно поставленная агентурная работа, и в его словах был резон.
Некая девица Михайлова, служившая в модном магазине мадам Терье на Тверской-Ямской, начала завидовать своей подруге-коллеге.
— Жалованье мы с Машкой одинаковое получаем, я не дурней ее, это уж точно, а многие говорят, что и намного краше. — Михайлова посмотрела на лежавшего рядом Фокина, но тот промолчал. — И какая же несправедливость! Мой кавалер меня в чайную зовет да на трамвае катает, а Машкин — то в «Яр» ее отвезет, то в «Стрельну». Да все на тройке или на рысаке! А вещей сколько надарил! А вчерась Машка похвалилась, что предмет ейный ей квартиру на Варварке снял, отремонтировал и уже меблирует. И откуда только у него деньги взялись? Ведь раньше Машка на него жаловалась — дескать, принесет на гривенник пряников да норовит на обед остаться и брюхом на рубль вынести. Я его видела, он к нам на службу приходил несколько раз. И правда, на богача совсем не похож. На улице морозы, а он — в пальтишке на кошачьем меху.
Герасим Ильич свое кобелиное дело уже сделал, поэтому бабий треп, сопровождавшийся упреками насчет чайной и трамвая, слушал невнимательно. Но после упоминания плохенького пальто и внезапного богатства Машкиного кавалера насторожился.
— Разбогател, говоришь? Давно ли?
— Да сразу после Рождества. Перед праздниками разговор у него с Машкой был крупный. Она мне рассказывала. Условие, говорит, поставила — или он ей к Новому году ротонду на соболином меху, или — поминай как звали. «Я, говорит, ему пригрозила одним полковником, который звал меня к себе в имение экономкой на сто рублей в месяц на всем готовом». После этого разговора Флега-то ее и переменился. И ротонду справил, и тряпок понадарил, и на тройках стал катать. Ко мне, кстати, тоже один статский генерал захаживает…
