— Буду премного благодарен!
* * *
На чердаке было жутко холодно. Полицейский надзиратель Семенов в двадцатый, наверное, раз достал из кармана нагольного тулупа серебряные открытые часы и посмотрел на циферблат.
— Еще целый час до смены! Околеем мы здесь, Ося, ей-богу околеем.
Тараканов, ничего не ответив, поднялся с полена, заменявшего ему табурет, сделал несколько шагов по чердаку и вернулся к слуховому окну.
— Фокину хорошо. Он снег гребет, греется, а мы тут в мороженых судаков скоро превратимся, — продолжал ныть Семенов. — И дернул меня нечистый с Петериным дежурствами поменяться…
— Тихо! — Тараканов внимательно смотрел в окно. — Идет, кажись.
Семенов тут же умолк, тоже посмотрел на улицу, после чего оба сыскных надзирателя бросились вниз по лестнице. Тараканов так спешил, что потерял на бегу свою шапку.
Молодой человек в драповом демисезонном пальто вошел во двор, остановился посредине, покосился на ритмично разгребавшего снег дворника, оглянулся на входную арку и, убедившись, что вслед за ним во двор никто не вошел, направился в сторону трехэтажного надворного флигеля. Когда он открыл тяжелую дверь подъезда, то увидел перед собой субтильного господина с непокрытой головой.
— Руки подыми! Сыскная полиция!
Слова эти подкреплялись направленным в сторону молодого человека «наганом» офицерского образца.
Незнакомец послушно поднял руки, отпустив при этом входную дверь. Сработал блок, дверь захлопнулась и ударила Тараканова в лоб. Из глаз полицейского надзирателя посыпались искры. Юноша в демисезонном пальто бросился наутек. Однако побежал не в сторону входной арки, а, вскочив на низкую крышу дровяного сарая, собрался было перемахнуть через забор. Скрыться помешал дворник — запустил в убегавшего поленом и попал ему точнехонько по голове. Молодой человек покачнулся и упал в снег.
Семенов, дворник и Тараканов подошли к лежащему. Осип Григорьевич приложил к стремительно увеличивающейся шишке на своем лбу «наган».
— Не убил ты его часом, Герасим Ильич? — спросил он у дворника.
— А бог его знает! — в голосе дворника ощущалась явная тревога.
Он подошел к поверженному противнику, наклонился и перевернул его на спину. Обладатель демисезонного пальто пошевелился и застонал.
— Живой, слава тебе, Господи! — Герасим Ильич перекрестился. — Семенов, беги на улицу, кликни извозчика.
Сразу же после Рождества по Первопрестольной прокатилась волна квартирных разбоев. Молодой человек лет двадцати пяти, одетый, несмотря на сильные морозы, в демисезонное пальто, в присутственные часы звонил в дверь, спрашивал хозяина, а когда прислуга отвечала, что барин на службе, просил передать ему записку. Как правило, в этом случае его впускали в жилище, и тогда он доставал револьвер, запирал обитателей квартиры в ватерклозете и, строго наказав вести себя тихо, чистил квартиру. Сыскная сбилась с ног. А после того, как юноша нанес свой визит действительному статскому советнику Тепельбауму и так напугал его беременную жену, что она в тот же вечер преждевременно разрешилась младенцем мужского пола, Кошко вызвал к себе Андрианов
