Я спросил у Тагира:
— Как случилось, что ты, угнетенный, сам стал угнетать других?
— Они не хотели жить по закону предков.
— Но я ведь предупреждал тебя, что прошлого не вернуть. Тот, кто пытается остановить колесницу времени или повернуть ее вспять, погибает под колесами. Ты убедился в этом?
Я ожидал, что он понял свое заблуждение, что он раскаивается. Но сколько раз я убеждался, что логика жизни не всегда верно отражается в логике человека.
— Не пытайся обмануть меня, — предупредил я Тагира и оглянулся, ибо послышался хруст веток.
В тот же миг Тагир пустился наутек, в джунгли. Через несколько секунд он скрылся в зарослях, и тут я услышал его дикий вопль. Потом из-за деревьев показался Мапуи с окровавленным ножом в руке. Во второй руке он нес за волосы голову «святейшего». Длинная борода цеплялась за ветки, оставляя на них капли крови.
— Люди, суд свершился! — закричал Мапуи, созывая своих соплеменников, затем повернулся ко мне, протягивая голову Тагира:
— Я свершил твою волю, великий Эламкоатль, рожденный в море! Будь же с нами всегда. Не уходи обратно в море, как сделал ты это давным-давно, когда другое племя нарушило твою волю. Мы будем свято чтить твои законы и сурово карать самозванцев!
Мне хотелось спросить Мапуи: всегда ли вы, люди, приписываете свою волю богу? И еще спросил бы: теперь наместником Эламкоатля станешь ты и будешь казнить неугодных? Но спрашивать бесполезно, когда думаешь, что сам можешь ответить на свои вопросы.
Я чувствовал свое ничтожество, свое бессилие чем-либо помочь людям. Вот они — границы программы, заданной мне Михаилом Дмитриевичем! Границы, которых я не могу перешагнуть. Они были возведены ради безопасности людей. Но теперь они служат во вред людям. Впрочем, такова судьба многих замыслов, недостаточно проверенных жизнью… Так какое же я имею право судить этих людей, решать что-то за них? Влез ли я в их шкуру, побыл ли одним из них — со всеми его слабостями, заботами, тревогами, желаниями? Вот именно — одним из них. Не больше и не меньше.
Мысль пришла ко мне, как молния. Сверкнув, она озарила темные закоулки мозга, в которых накопились противоречивые сведения, сварила их огненным швом. Я понял, что надо делать.
Может быть, я поступлю вопреки программе, вопреки замыслам Михаила Дмитриевича, но я готов и на это. Простите меня, учитель, вы дали мне разум, и он не остановится на полдороге. Разум протестует против границ, определенных программой, разум ведет меня через рогатки, через запреты — к истине. Вы сами утверждали, что истина превыше всего.
