— Да, хоть рассказ сочинил не столько фантастический, сколько юмористический, а суть проблемы обнажил. — Улыбка Евгения Петровича была почти ласковой, и мне стало стыдно: «Вот так разыграл бывших коллег!»
Лес шумел тихо, непонятно. Когда-то мне казалось, что я понимаю его зеленый шум, различаю тончайшие оттенки. Тогда я занимался биологией…
— Между прочим, какие-то совпадения его рассказа с сочинением компьютера все-таки будут, — задумчиво, не обращая на меня ни малейшего внимания, словно я уже и вовсе уехал отсюда, — сказал Евгений Петрович Михаилу. Но в глазах его бывшего ученика внезапно, как в давно прошедшие годы, появился металлический блеск, и он спросил у меня сразу, без «дипподготовки»:
— Жалеешь, что оставил науку?
Вопрос застал меня врасплох. Жалел ли я? Может быть, иногда… Но по какому праву он лезет в душу? И, в конце концов, что произошло? Розыгрыша не вышло ни у них, ни у меня. Счет нулевой. Что я здесь понял, что открыл для себя, кроме… загадки тигорда? Завидую ли я Мишке, Евгению Петровичу? Их увлеченности, которую так неумело хотел высмеять? Конечно, они поняли то, чего я не мог понять. Но так ли уж это много? Зато я изъездил мир, жил яркой, разнообразной жизнью, встречался с интересными людьми. Один мой день всегда был непохож на другой. «А итог? Каков итог? Что ты сделал за все это время?» — спросил не без ехидства внутренний голос. Я отмахнулся от каверзного вопроса, от ловушки, которую готов был расставить сам себе. Жизнь ведь не складывается только из вопросов и ответов. Есть еще простые радости. А таких радостей я изведал гораздо больше, чем эти одержимые. Не зря от Мишки ушла жена, красавица Лора, в которую когда-то были влюблены все студенты нашей группы. Все, без исключения. Баланс в мою пользу. А с их стороны на чаше весов лишь одна гиря… Они поняли то, чего я не смог понять… Нет, не так. Если уж быть до конца честным, надо признать: они впервые открыли то, чего никто до них не знал. Они увидели оборотную сторону одной из жестокостей природы и сумели по-новому истолковать ее.
Словно отвечая на мои мысли, Михаил сказал:
— Не поздно вернуться, старик.
«Неужели понял?»
Я бросил взгляд на Евгения Петровича и сказал небрежно:
— Кино не в меньшей степени помогает осмысливать мир.
— Да, да, конечно, — подозрительно быстро согласился Михаил, а Евгений Петрович весьма умело поддакнул ему.
Я рассказал им о съемках в Сицилии и на Крите, о путешествии на батискафе «Лук», об участии в конгрессах, вскользь упомянул о сногсшибательных подарках, которые привозил с разных концов света жене и детям. Я исподтишка зорко вглядывался в их лица, но не смог уловить того, что хотел вызвать. Мои слушатели восторгались, кивали головами, спрашивали и переспрашивали, но я видел, как быстро тает их интерес ко мне. Он уже начал подергиваться дымкой пепла. Евгений Петрович сказал:
