Дмитрий Ионыч пожал плечами, ответил:
— Я где-то читал, что Козырев... Помните мидовского министра, который умолял американцев разобъяснить неразумным русским цели российской политики? Он в Майами сейчас бытует, иногда в СМИ квакает. Так вот, он вроде бы племянник Гафта. Может, фейк. Сейчас правду от вымысла не отличишь.
— Погодите, друзья, — начал Синицын, и все утихли. — Законное будет голосование или же волюнтаристское — в этом, как учит наша история, потомки разбираться будут. А сейчас что? Что с русскими поправками?
Общий тяжелый вздох прошелестел по гостиной, откликнувшись тягостным молчанием. Наконец Раиса Максимовна неуверенно ответила:
— На сегодняшний день, насколько я понимаю, по части русских поправок удается добиться формулировки: русский язык как язык государствообразующего народа. Всяко лучше, чем ничего.
— В Конституции РСФСР русский народ был назван по имени. Но в 1990-м демократы изъяли эту запись. Надеюсь, помните ту вакханалию демократических свобод! — Это басом сказал солидный мужчина в возрасте, со взглядом и осанкой патриция, тоже восседавший за столом.
— Зато председательшу ЦИК теперь называют «настоящим демократом», — подбросил Дмитрий Ионыч, не унимавшийся по поводу Памфиловой.
— Да-а, с гласностью теперь у нас хорошо. Со слышимостью затруднения, — вздохнул худощавый в очках, которого называли Валентином Игоревичем.
Наступило молчание.
— Рекламная пауза, — прозвучал чей-то комментарий.
И вдруг в тишине, неожиданно для Донцова, предпочитавшего отмалчиваться в незнакомой компании, молчание прервала сидевшая рядом с ним на двойном диванчике Вера. Отчетливо, с выражением она продекламировала:
— Стало мало русского в России. Почему спокойны? До поры! — Через короткий вздох пояснила: — Николай Зиновьев.
Все негромко, но дружно захлопали. И Виктор понял, что Вера очень органично вошла в круг этих людей, искренне озабоченных грядущими судьбами России. Ее слова здесь ждут, его ценят. Отсюда — смелость, спокойствие.
И, словно подтверждая его мысли, Раиса Максимовна огорчилась:
— Очень жаль, Верочка, что завтра вы нас покидаете. Вас будет нам не хватать. И как редкой умницы, и как обаятельной женщины. Надеюсь, судьба еще сведет.
Тут не выдержал Донцов:
— И очень скоро. На юбилее Ивана Максимовича.
— Да-да-да, конечно же там встретимся, — обрадованно закивал Филипп.
Эта перекличка «не по программе» невольно подвела итог одной теме и открыла новую.
— Я считаю, что Москва слишком много на себя берет, в буквальном смысле, — начал Валентин Игоревич, вместе с напарником, видимо, выступавший в роли застрельщика, возмутителя спокойствия. — Вчера Собянин хвастал каким-то сумасшедшим, лучшим в мире парком развлечений под крышей «Остров мечты». В Зарядье соорудили гигантский чудо-орган... Столица уже и не Россия вовсе, другая страна. Как этого в Кремле не поймут? У нас-то от московских чудес-красот, да при здешней бедности, — изжога. Они перед всем миром на сцене пляшут, а мы в зрительном зале на приставном стульчике ютимся. Может, и не бракованные, но уж точно второй сорт.
