Коридор мог бы считаться дополнительной комнатой, таким широким он был. Первая дверь вела в огромную ванную, совмещенную с туалетом, вторая — в чулан. Впереди находилась кухня, светлая и уютная. Все это бросалось в глаза частями, фрагментами: побеленный потолок где-то в поднебесье, потертый паркет на полу, обои в чайных плесках. Газовая печь была старой, с пожелтевшим и жирным экраном духовки. Стол, стулья, ящики над печью достались от прежних жильцов, зато холодильник — их, из дома дяди Альберта. Мама всунула штепсель в розетку, холодильник, как давний друг, приветливо заурчал; соскучился по электричеству. Два месяца мебель и техника Алексиных хранились в папином гараже.
— Впечатляет, да?
Мама посторонилась, позволила дочери пойти по коридору налево. Паркет поскрипывал. Здесь можно было рассекать на велике, если бы не высокие пороги межкомнатных дверей. Вот и ее велосипед, прикорнул в коридоре.
Гостиную захламляли нераспакованные свертки, пакеты, узелки. Стояла под пленкой полиэтилена мамина софа, привыкала к новому месту. Зеркало трюмо отражало новую для него обстановку.
— У нас есть балкон! — радостно сообщила мама, открывая дверь в облупившихся чешуйках краски. Ветер притащил в квартиру запах тины и полевых цветов.
— Завтра съездим в магазин и выберем обои, — предупредительно сказала мама; Саша смотрела на вздувшиеся ромбики, на темные пятна у плинтусов, последствия потопа.
Щиколотки охлаждал сквозняк. Попискивали плохо пригнанные доски.
— А кто тут жил раньше? — спросила Саша.
— Какая-то старушка, — пожала плечами мама.
Саша оглянулась на дверной проем, за которым угадывалось изножье ее кровати. И улыбнулась невольно.
— Заходи, — подбодрил папа.
Что же, эта спальня была больше ее прежней в два раза, из-за чего кровать казалась детской. На обоях, вылинявшие, едва различимые, закручивались спиралями виноградные усики. Из стены проклевывались головки дюбелей. Когда-то они придерживали полки или картины.
Родители ждали ее реакции. Она еще полминуты изучала пыльную дешевую люстру, окно в дубовой раме. Батарею, нуждающуюся в малярной кисти. За стеклом зеленела степь.
— Мне нравится, — произнесла Саша наконец. — Очень нравится.
Мама заулыбалась, будто у нее груз с плеч упал.
— Ну, — сказал папа, — свет, водопровод, все работает. Осталось подключить телевизор. Где он у нас?
«Искупает вину, — подумала Саша, — за то, что полюбил другую. За то, что меня воспитывал посторонний мужчина».
