». Подобная ситуация повторилась в 1411 г.
В последующие периоды эпидемии чумы хотя и встречались, однако они не носили столь масштабный характер, как первые две волны чумы. Вплоть до начала XIX в. на территории Российского государства не реже чем раз в десятилетие фиксировалась крупная эпидемия чумы. Свидетельством тому, по мнению Д.Т. Александера, является присутствие в названиях населенных пунктов Северной Руси корня «язва» (Язецово, Язвище). Если в целом анализировать все последующие после «Черной смерти» вспышки чумы, то можно говорить о долгосрочном воздействии данного исторического факта. Однако, только вспышки второй половины XIV–XV вв. являлись непосредственными продолжениями знаменитой первой волны Второй пандемии чумы [Alexander J.T., 1980: 14].
Псковская вспышка 1360 г., хотя и являлась «Черной смертью», но, скорее всего, имела локальный характер. Более интересной с исследовательской точки зрения представляется вторая волна эпидемии средневековой чумы. Начавшаяся в 1364–1365 гг. на юго-востоке, пройдя через Нижний Новгород, она достигла Москвы. Здесь она повторно отмечается в 1366 г. Причем охваченной оказалась и Литва. Скорее всего, из-за «прицепных» эпидемий она продолжалась вплоть до 1369–1370 гг.
В 1374–1377 гг. вспышки чумы были зафиксированы в Золотой Орде, Тверском княжестве, Киеве и Смоленске. Следующая вспышка данного эпидемического заболевания отметилась в Пскове, Новгороде и Смоленске в 1387–1390 гг. Последняя из вспышек XIV в. разразилась в 1396 г. в шедшем на город войске Аксак Тимура, которая смогла несколько снизить татарскую угрозу для Москвы.
В целом XV век Д.Т. Александер характеризовал уменьшением масштабности вспышек эпидемий чумы и их частоты. Так крупные из них были отмечены в Смоленске (1401 г.), Пскове (1403–1404 гг.) и по всей Руси (1408 г.). В период между 1417 и 1428 гг. они непрерывно продолжались. Причем летописцы при описании этих эпидемий старались использовать термины, которые использовались ими ранее при передаче информации о бубонной и легочной форме данного заболевания. То же относилось к указанию общего числа погибших в результате данной эпидемии. При этом автор исследования считал, что из-за того, что в это время на Руси были отмечены масштабные голода, вызванные чрезвычайными холодными зимами, и систематически чередовавшиеся другие заболевания, близкие по симптоматике к бубонной чуме (тиф и голодная лихорадке) численные данные, приведенные в летописных сводах, могли соответствовать действительности. Причем, наиболее широкое хождение на территории Руси в этот период получил эрготизм, отравление, возникшее как следствие недоедания зимой и ранней весной, или интоксикация микотоксинами животных и людей после употребления в пищу неправильно хранившихся злаковых. Именно подобный случай был отмечен в Новгороде в 1420–1421 гг. Собственно масштабный голод был зафиксирован здесь и на следующий год.
