Уже утро разбудило Мюнхен. Уже шумом жизни наполнялись улицы и площади. Уже вечер озарил огнями Город и затем уступил ночи свой свет. Родилось новое утро.
Но ответа от министров не было.
— Это ужасно! — неистовствовал товарищ Фриц в кругy редакционных друзей. — Мы против всякого кровопролития! Да, Левинэ нас оскорблял, но мы должны быть выше этого! Мы — пацифисты! Мы — против убийств!
— Бедный товарищ Фриц! Он опять страдает! — промолвил один из самых видных работников.— Но расстрел Левинэ неизбежен. Мы, конечно, выскажем свое принципиальное отношение к этому факту, но тактика требует сейчас прежде всего умиротворения умов. Свой протест мы заявим правительству. Мы обсудим.
— Протест! — воскликнул товарищ Фриц. — Протестовать! Я напишу протест!
— Напишите, горячая вы голова, мы проредактируем его и подадим Гофману, как только он вернется.
Капитан Мухтаров стоял у здания полицей-президиума. Его внимание привлекло старое, с оборванными краями, объявление Комитета действия социал-демократической партии в Мюнхене, наклеенное на стену.
Он читал:
«...Правительство Гофмана не борется с идеей советов, наоборот, оно самым решительным образом выступало за ее осуществление, упрочение и укрепление... Товарищ Гофман — не реакционер и не контрреволюционер, он — радикальный передовой боец социалистического движения...»
— «Товарищ Гофман»!— восхищался капитан Мухтаров (он только что узнал, что расстрел Левинэ состоится сегодня в два часа дня).— Хорошо работают! Европа!
Он уже искренно уважал Европу и верил в нее.
12
В час дня Левинэ был вызван на свидание с женой. Он пошел радостно и взволнованно, словно некое счастье сулила ему эта встреча. Но, когда он увидел жену, горе ударило его с такой неожиданной и невыразимой силой, что он остановился на пороге. Ему показалось, что он зашатался, хотя на самом деле привычная выдержка не изменила ему. Он сам почувствовал, как побелело его лицо. Он глядел на жену, словно не узнавая ее, и слова отказывались повиноваться ему.
— Когда? — незнакомым, не своим голосом спросила жена.
— Нет, нет,— бессмысленно и на этот раз по-русски отвечал он, подходя в ней. — Это не трудно, это не страшно, это скоро пройдет, тебе хуже, конечно, хуже...
Он взял ее руки и вздрогнул от этого прикосновения.
— Когда? — повторила она.
Арестованная, она посажена в эту же тюрьму, в одну тюрьму с ним, и, значит, услышит выстрелы...
— Выходи замуж! — заговорил он торопливо. (Он боялся, что не успеет высказать все, что нужно. Ведь это последняя встреча!) — Выходи замуж! Живи как можно счастливей! Не стесняй себя! Живи!
