Я бы уверен. Что-то мешало мне рассказать матери о драконах и о том, как они появляются на свет. Мне казалось это стыдным, как если бы я поведал о том, как онанирую в ванной, потому что там я тоже воображаю себя драконом, который держит в когтях голенькую девушку. Если бы я рассказал это, сон о драконах автоматически перешел бы в разряд мальчишеских сексуальных фантазий. Да, у меня и раньше мелькала мысль, что для гармоничной супружеской жизни мне недостает когтей, раздирающих девичью плоть, что свою избранницу я хотел бы во время вынашивания плода кормить через рот с помощью присосок, проникающих глубоко внутрь. Прежде чем сделать это, нужно привести девушку в сознание, что бывает нелегко, ведь похищение, полет над скалами в когтях дракона, это такой стресс. Когда их кладешь на камни, а делать это нужно осторожно, чтобы не разбить хрупкий сосуд, начинаешь так называемую любовную песнь, это вибрации, которые должны войти в резонанс с мозговыми волнами девушки, и она — так говорят опытные драконы — воспринимает тебя уже иначе, ты кажешься ей ангелом или соплеменником, эту иллюзию нельзя разрушить, даже если хочется поглубже вонзиться, и когда лижешь ее тело, нельзя допускать крови, иначе некому будет вынашивать твой плод. Твое жало с дрожащим на конце семенем должно погрузиться в предназначенное ему место, а потом ты запечатаешь сосуд, и погрузишь девушку в сон, похожий на смерть, и будешь заботиться о ней.
— В том мире ты был оборотнем и мог превращаться в большую птицу?
— Не в птицу, — поправил я. — Скорее, в змею с крыльями.
Она посмотрела на меня с жалостью:
— Но змеи не летают, Саша!
Я пожал плечами. В нашем мире никогда не бывало драконов, ни наяву, ни в легендах.
— Ты с детства был странным ребенком, — грустно проговорила мама. — Я верила, что вырастешь необыкновенной личностью. Великим магом… Открывателем новых истин…
— А я стал простым учителем словесности, — невесело усмехнулся и подумал о брате, который, останься жив, наверняка достиг бы больших, чем я, успехов.
— У меня нет даже внуков, чтобы утешиться и возложить на них те надежды, которых не оправдали мы, старшие. Как у тебя с женой? Помирились?
— Мы не ссорились. Она храбрый человек, но я не вижу причин, по которым мы должны находиться всегда рядом.
— У тебя есть другая женщина?
Я вспомнил Хельгу и решительно покачал головой. Мне не хотелось о ней говорить.
Неужели эта покорность, которая приходит после многих ударов судьбы, и называется мудростью? Неужели единственное, чему нас хочет научить Бог — это неспособности сопротивляться ему? Луга и рощи в окрестностях городка убегали от меня прочь. Позвонила Хельга, она была в отчаянии и попросила приехать: отцу стало хуже. Смерти нет, твердил я себе. Это лишь миг перехода, но почему же он нас так пугает? Или мы предчувствуем за порогом нечто столь ужасное, о чем молчат даже святые книги? Беликов не может умереть, потому что я не разгадал тайну нашей с ним связи. А если он — мой брат Али из прошлой жизни? Был ли брат убит израильтянами в ту ночь, и что стало со мной?
