— Так я пойду за аквалангом, — уныло сказал Хуго Янссон и шмыгнул внушительным носом.
Дункан Маклауд, чей тоже немаленький, но куда там до Янссонского, нос был прикрыт мокрым платком, отрицательно покачал головой.
В засолочном цеху самой большой в Швеции фабрики по производству сюрстрёмминга стояла оглушительная вонь. Пожалуй, эту фабрику на восточном побережье можно было смело считать самой крупной во всём мире, поскольку кому, кроме шведов, эта гадость ещё нужна? Селёдка эта мерзкая. Маклауд подозревал, что шведы её едят тоже чисто из принципа и ради национального самосознания, но подозрения держал при себе. Всё-таки за четыреста лет можно обучиться основам дипломатии и поведения в обществе, даже если речь о вонючей селёдке.
Хотя нет, по крайней мере, один человек, не рождённый под сенью шведского флага, среди яростных поклонников квашеной рыбы числился. К сожалению.
— Ладно Фиц, ему ужраться, что мне чихнуть, — прогудел из-под платка Маклауд, всё-таки не удержавшись в рамках дипломатии, — но ты-то куда смотрел?
Двухметровый, тощий как жердь Хуго виновато потупился и беспомощно развёл руками.
Ему мокрый платок, а равно и другие респираторы, был не нужен. Хуго состоял при сюрстрёмминге спокон веку, пропитался рыбно-кислым амбре насквозь и вне фабричных стен выступал указанного амбре источником. Ходили слухи, что именно Хуго во времена короля Густава первым вызвался с голодухи попробовать забродившую селёдку, потому что Бессмертному в любом случае ничего не сделается. Сам Янссон эту байку не подтверждал, но и не опровергал. Только загадочно покачивал носом-румпелем.
Шотландец и швед, не сговариваясь, уставились на дубовый чан в полтора человеческих роста, в котором, помимо селёдки, квасился с ночи на субботу англичанин Хью Фицкерн.
На Высокий берег Фиц и Мак приехали на уик-энд. Специально приехали из Стокгольма, чтобы проведать Хуго, не любившего покидать родной край. С точки зрения безопасности это было разумно: на своей территории преимущества очевидны. Но как можно презреть сокровища новых впечатлений в угоду селёдке и безопасности — Маклауд не понимал. Впрочем, каждому своё.
