Но Митоса все устраивало и так. И их жаркие споры днем — обо всем на свете, и не менее буйные ночи. Алесто была искренне рада, что за все это время так и не понесла, а Митос все еще помалкивал о причинах этого, но впервые задумался о возможности признания в своем бессмертии. Ибо годы летели и давно пора уже было либо бросать все и уходить в новую жизнь, либо признаться Алесто и уехать из Помпей вместе. В конце концов, ну не единственный же храм Исиды в Империи. А такая опытная и мудрая жрица может и другой храм возглавить.
Но Митос боялся ее потерять. Зная буйный нрав своей возлюбленной, подозревал, что не бессмертие она ему не простит, а то, сколько лет он об этом молчал. И откровенный разговор мог все разрушить. А ведь можно его отложить на год, потом еще, и еще… А потом оказалось, что пролетело еще одно десятилетие.
Митос твердо решил, что в первый день осени или признается Алесто, или молча уедет. Его неувядающая юность уже давно стала предметом завистливых шуточек многих горожан и в любой момент может превратиться из шутки в повод для самых серьезных обвинений и подозрений. Дальше тянуть было нельзя.
До выбранной даты последнего рубежа оставалось шесть дней.
В полдень у Алесто начинался дневной ритуал в храме, а Митос отправился на форум, когда земля содрогнулась. В первые мгновения Митос подумал, что это — землетрясение, благо сталкивался с ними уже не раз. Но через несколько минут солнце закрыла огромная рыхлая черная туча, с которой на город посыпался странный лапастый снег. Вернее, пепел. Митос понял это, лишь поймав на ладонь первую темную «снежинку». Под извержение вулкана он до сих пор еще не попадал. И не сказать бы, что хотел расширения подобного опыта, но выбирать не приходилось.
Драгоценные полчаса ушли на то, чтобы добраться до храма Исиды, еще четверть часа, чтобы найти Алесто. Он не стал тратить время на убеждение любимой женщины, что происходящее — не гнев Исиды. Если Алесто не согласилась сразу, то быстро ее не переубедить, а они и так уже непозволительно долго задержались в центре города.
Вырубив ее коротким ударом в висок и взвалив на плечо, Митос поспешил обратно на площадь. Услышав характерное дребезжание повозки, Митос свалил свою ношу на портик храма и оглянулся в поисках второго кинжала. Очень удачно подвернулся один из храмовых охранников, которого Митос тут же разоружил.
Два броска, с левой и правой руки, два слившихся в один звук свиста, и обе стороны упряжи перерезаны. Повозка кубарем катится в канаву, а Митосу надо еще поймать ошалевшую от всего происходящего лошадь.
