На своей земле | страница 45
А после гибели Гектора и объявления траура в царской семье Ириний начал подкрадываться к лагерю — никогда со стороны Трои, обходя почти до кромки моря, — снимать нескольких часовых и заходить внутрь, резать спящих: до первого крика и начала тревоги.
Это было куда безумнее и опаснее, чем его предыдущие ночные выходки. Митос хотел вмешаться еще после первой вылазки, пошел за Иринием и узнал, что в лагере греков есть бессмертный. Что буквально связывало Митоса по рукам и ногам. Он не мог помочь Иринию в его вылазках, не мог дать ему по голове, связать и силком вывезти из Трои, даже сам теперь не мог сбежать из нее. Каждый раз, когда он выходил из города, неведомый бессмертный слышал Зов, чувствовал его приближение и тут же выдвигался наперерез. И добро бы сам — хотя Митос уже почти сто лет не дрался с другими бессмертными, ради такого случая он бы сделал исключение. Но его противник каждый раз шел во главе целого отряда. Значит, о честной битве можно забыть. А так бессмысленно подставляться Митос не стал бы даже ради Ириния. Ему только и оставалось сидеть за городскими стенами, любоваться закатами, пить вино, тихо беситься от бессилия и каждый раз думать, вернется Ириний с очередной вылазки или нет, прекрасно понимая, что рано или поздно он все-таки не придет.
А слава Ириния среди греческого войска тем временем росла и ширилась. Его называли ночным чудовищем, троянским кошмаром, даже озверевшим воплощением Аполлона, оскорбленного разграблением его храма и убийством его жрецов. Впрочем, последняя версия имела меньше всего сторонников, большинство греков считали, что в этой войне Аполлон на их стороне, а храмом больше, храмом меньше — бога не слишком обидит. Тем более, сам-то храм они и не разрушили.
И хотя Митос знал, что ничем другим вылазки Ириния не могут закончиться, развязка наступила все равно неожиданно. Митос накануне даже пытался поговорить с воспитанником, но так и не смог объяснить, почему не хочет присоединиться к нему в его ночных рейдах. Ведь греки были врагами, греки угрожали их городу и, когда войдут в него, будут грабить, убивать и насиловать, так что плохого в том, чтобы вырезать десяток-другой спящих греческих свиней?
Митос не мог объяснить, что его приближение всегда будет чувствовать один из греческих военачальников, что более заметно было бы разве что торжественно подудеть в рог. Основным оружием Ириния оставалась его скрытность, и Митос не мог позволить себе его отобрать. Но и объясниться — тоже. Разве что пришлось бы рассказывать о бессмертных, а к этому Митос был категорически не готов.