!
Питер все еще хохотал. Его волосы были мокрые, даже на несколько секунд оказавшись под дождем, и прилипли к голове, а струйки воды стекали по лицу.
– Утром они проснутся и увидят, что в ландшафте их сада что-то изменилось, – усмехаясь, произнес он.
– Тебя, похоже, жутко забавляет возможность умышленно нанести урон чужой недвижимости, – заметила я саркастически.
– Не будь брюзгой! – весело парировал Питер.
Он явно наслаждался тем, что счел дерзким проявлением мужской удали. А меня раздражало то, что он приписывает самому себе результат работы задних колес своей машины.
– Питер, ты можешь хоть на минуту стать серьезным? Ты же ведешь себя как ребенок-переросток.
Но он предпочел проигнорировать мои слова.
Машина рывком затормозила.
– Приехали, – сообщил он.
Я взялась за дверную ручку, намереваясь, как мне думалось, высказать последнее неопровержимое замечание и броситься к дому, но он положил ладонь мне на локоть.
– Лучше подожди, пока не утихнет.
Он выключил зажигание, и мерно шуршащие дворники замерли на стекле. Мы молча сидели, вслушиваясь в шумы грозы. Ее эпицентр находился прямо над нашими головами: слепящие молнии то и дело разрывали черные тучи, и следом за ветвистыми вспышками почти сразу же тотчас оглушительно трещал гром, как будто сотни деревьев в огромном лесу с треском расщеплялись и гулко падали. А в коротких промежутках мы слышали в немой тьме, как дождь барабанит по машине, и тонкие ручейки струились по закрытым стеклам.
– Хорошо, что я не позволил тебе одной добираться до дому, – произнес Питер тоном человека, который принял твердое и единственно верное решение. Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.
А когда салон машины осветился дрожащим всполохом молний, я повернулась к нему и увидела, что он смотрит на меня: на его лице лежали странные тени, а глаза сверкали, точно у зверька на дороге, которого вдруг осветили автомобильные фары. Его взгляд был внимательный и слегка угрожающий. Он склонился ко мне и проговорил:
– На тебе какой-то пух. Сиди не двигайся.
Его пальцы погрузились мне в волосы: он стал неловко, но бережно вытаскивать застрявшие в волосах клочья пыли.
Я вдруг обмякла, словно намокшая салфетка. Уткнулась лбом в его лоб и закрыла глаза. У него была холодная и мокрая кожа, в его дыхании ощущался коньячный запах.
– Открой глаза, – сказал Питер.
Я открыла. Мы все еще сидели, прижавшись лбами друг к другу, и в следующее мгновение, когда вокруг все опять ярко осветилось, мне почудилось, что я заглядываю в множество глаз.
