– Не понимаю, какого черта ты испортила такой прекрасный вечер, – произнес он, пропустив мое замечание мимо ушей. Раздался раскат грома.
– Ну уж тебе-то я ничего не испортила, – возразила я. – Ты же упивался самим собой.
– Ах, вот оно что. Мы недостаточно тебя развлекали! Наша беседа тебе была скучна, и мы мало уделяли тебе внимания. Ну, в следующий раз будем знать, как избавить тебя от нашей скучной компании.
Мне его слова показались несправедливыми. В конце концов, Лен – мой друг.
– Ты забыл, что Лен – мой друг! – Мой голос дрогнул. – Не вижу причин, почему я не могу поболтать с ним, когда он только что вернулся из Англии.
Еще не закончив фразу, я уже поняла, что напрасно приплела Лена, дело же было совсем не в нем.
– Эйнсли вела себя совершенно нормально. Почему же ты не могла? Проблема с тобой в том, – свирепо процедил он, – что ты просто не желаешь быть женственной.
Его одобрительная оценка поведения Эйнсли была как удар под дых.
– Да на хрен мою женственность! – заорала я. – Женственность тут ни при чем. Просто ты вел себя как грубая скотина!
Больше всего Питера раздражали обвинения в непреднамеренной грубости, и мне это было известно. Эти обвинения низводили его до уровня персонажей рекламы дезодорантов.
Он посмотрел на меня, прищурившись, точно прицеливался в мишень. Потом скрипнул зубами и свирепо вжал педаль газа в пол. Дождь уже лил как из ведра, и дорога впереди, когда на мгновение проглядывала сквозь мельтешащие дворники, казалась сплошной водной гладью. Когда я завопила, мы как раз ехали под уклон, и тут вдруг машина, внезапно прибавив скорость, пошла юзом, пару раз крутанулась на месте, задом въехала на чью-то лужайку перед домом и судорожно остановилась. Я услышала треск.
– Ты маньяк! – взвыла я: после удара о бардачок меня отбросило назад, но я поняла, что жива. – Ты же мог нас убить! – Наверное, в тот момент я думала о себе во множественном числе.
Питер опустил стекло и высунулся наружу. Потом захохотал.
– Я слегка подровнял им живую изгородь, – сообщил он и нажал на газ.
Колеса несколько мгновений крутились вхолостую, выплескивая веером грязь и оставляя на земле (это я уже заметила потом) две глубокие борозды; под скрежет трансмиссии мы кое-как переползли через край лужайки и вернулись на проезжую часть.
Теперь меня трясло от страха, холода и ярости.
– Сначала ты затаскиваешь меня к себе в машину, – верещала я, – бросаешь на меня испепеляющие взгляды, потому что тебя терзает чувство вины, и, наконец, ты пытаешься меня
