— Вот, теперь это животное точно мертвое. Если что-то снова не понравится, я подкину туда лобковых волос.
— Повзрослей, — она издевается.
Взмахнув волосами, она уходит, высоко держа тарелку.
Как же она раздражает.
— А вы ладите друг с другом, — говорит мой коллега Маркус, переворачивая несколько стейков на гриле.
Знаете, что сегодня произошло? Дядя Чак решил добавить в меню картофельное пюре и брокколи… в итальянском ресторане… С таким же успехом можно пойти в «Красный лобстер»[23] и заказать курицу.
Не глядя на Маркуса, я говорю:
— Она меня бесит.
— Потому что из-за нее ты посещаешь ту странную программу?
Разумеется, он в курсе. Здесь ничего не скроешь.
— От кого ты узнал?
— Холлин. Она рассказывала всем о том, как вы все время пересекались на той встрече.
— Неужели? — я начинаю злиться.
— Да. Судя по всему, ты делаешь успехи в выражении своих чувств.
Я теряю последние остатки спокойствия из-за его слов.
Глядя на него, я спрашиваю:
— Что не так с человеком, выражающим чувства? Уверен, что чувствительный человек получает больше кисок, чем какой-то замкнутый бездельник вроде тебя, проводящий время за видеоиграми.
— Свали на хрен, — говорит Маркус, толкая меня.
— А ты заставь меня.
Я бью его, провоцируя на драку. Я бы отдал все, чтобы уложить этого придурка. Что угодно, чтобы избавиться от всего этого напряжения. Но прежде чем он отвечает, дядя Чак дергает меня за плечо.
С красным лицом, он рявкает:
— В мой кабинет, сейчас же.
— Только если и она тоже пойдет, — говорю я, зная, что он понимает про кого речь. Это так же касается и Холлин.
— Эшли, прикрой Холлин ненадолго и отправь ее в мой кабинет, — он смотрит на меня, приподняв бровь. — Вперед.
Хотя я его и не боюсь, но все же иду в сторону кабинета. Его лицо выглядит почти фиолетовым от гнева, и я не хочу, чтобы из-за меня у него случился сердечный приступ.
Я иду по узкому коридору, который едва соответствует санитарным нормам. Грязные стены, липкие полы и устаревшая техника. Это явно не то, что подходит для работы.
Практически сразу за мной заходит Холлин с беспокойным видом. Дядя закрывает дверь, и садится за стол, на котором разбросаны всевозможные документы. Как можно работать в таком беспорядке?
Скрестив руки на груди, он спрашивает:
— Не потрудишься объяснить, что это было на кухне?
Обращаясь к Холлин, я говорю:
— Не знаю. Холлин, не объяснишь ли ты, по какой причине ты забыла о подписанном соглашении о неразглашении в «Дорогой Жизни», рассказывая всем на работе о том, что я там делаю?
