Ноги не просились уже бегать по комнате туда-сюда, держались на месте, стоял у окна, смотрел на мир за ним, все больше наливающийся живой солнечной силой, и даже вроде улыбаться уже хотелось. Жив, пронесло, теперь только вылежаться. Ну в школу не пойдет в сентябре, пропустит там месяц, другой даже, — чепуха! Пронесло, главное.
Сколько он ждал жену, Прохор не знал. Теперь время не тянулось, не чувствовал его, да хоть сколько бы прождал — все недолго.
Жена вышла — он не узнал ее. Скажи ему кто раньше, что можно так измениться лицом за полтора суток, да не в жизнь не поверил бы. А тут вышла к нему в белом халате жена, не жена — какая-то баба с ее вроде лицом, да только старее ее лет на двадцать и с глазами до того страшными — жутко в них глянуть: как по красному огню в каждом.
— Добрался? Долгонько добирался, не спешил, видно! — сказала она, и тут, по голосу лишь, Прохор и уверился до конца, что жена это, она. И тут же, от того, как она сказала — не с попреком даже, попрек бы снес сейчас, не заметил, а как прижечь его хотела голосом, вот как, — все в нем так и пыхнуло: ах ты! Долго он добирался, не спешил! Он там не убился чуть, а она… Ах, сволочь!
Но все же он удержался.
— Ладно, — сказал он, — долго, не долго, как смог. Что Витька? Врачиха мне объясняла сейчас: все вроде путем?
— Путем, ага, — отозвалась жена. — Тебе бы путем так. — Лицо у нее как скоробилось, из глаз полилось. — Уродом не останется, так будет путем.
Прохора будто ударило. Чего она мелет, дурища, как так, ведь ясно же врач сказала…
— Ты меня… брось пугать! — проговорил он с запинкой. — Долго я ехал, вишь. Так теперь пугать?!
— Чего мне тебя пугать. — Жена достала из кармана халата скомканный бинт и стала вытирать им глаза. — Крови он потерял сколько, знаешь?! Чего у него порвано не было, знаешь? У него температура сорок сейчас, без сознания лежит, это тебе как, путем?!
Прохор молчал потрясенно.
— Так врачиха же говорит: так и должно быть, — сказал он наконец.
— Ну и что: должно? Если должно, так что, хорошо?
До Прохора стало доходить: ловко его успокоила врачиха. Неправды никакой не сказала, не согрешила, а так ловко правду преподнесла — впору было волосы на себе выдрать, а он, как идиот какой, обрадовался.
— Я тогда это… слушай… я в отпуске, — забормотал он, — я тогда угол какой сниму где, а то в общежитии управление койку даст… я тоже тогда в городе здесь останусь, все от меня толк какой будет. Купить, сбегать куда, подменить тебя…
