— Я? Затерроризировала?! — мгновенно взвилась Нина Елизаровна. — К бабушке в комнату она входить не хочет — я ее затерроризировала? Из зарплаты копейки в дом не вносит — я ее затерроризировала?!
Она могла, наверное, еще долго продолжать в таком роде, но Лида перебила ее:
— Мама, она еще просто не взрослая! Еще не созрела. Не чувствует еще. Не понимает. И насчет зарплаты тоже. Как это так: раньше обходились без ее денег, и ничего. А сейчас вдруг вынь да положь. Она просто не понимает.
— Вот-вот, — перебила теперь в свою очередь Нина Елизаровна. — Ты все понимаешь. Все прощаешь. Оттого и в жизни у тебя так. Тридцать лет, а все с матерью…
— Мама! — запрещающе, едва не криком, остановила ее Лида. — Мама! Я прошу тебя!
Привлекательное ее, молодое еще лицо все пошло красными пятнами. То как бы несколько отрешенное выражение в глазах, которое, может быть, и составляло главную прелесть ее лица, полностью, до самого дна вытеснилось стыдом.
Нина Елизаровна хотела сказать дочери кое-что еще, но эти красные пятна, этот стыд в глазах заставили ее сдержаться. Некоторое время они сидели за столом напротив друг друга молча, потом Лида, не допивая своего чая, встала и ушла в прихожую одеваться. На кухню она вернулась уже в плаще, совсем готовая уходить.
— Во сколько ты выйдешь? — спросила она мать. Голос ее был сдавлен, однако говорить она старалась ровно и спокойно.
Нина Елизаровна работала экскурсоводом в музее, смена ее нынче начиналась в два часа, и значит, выходить из дома нужно ей было где-то в час, в начале второго.
— Понятно, — выслушав ее, что-то прикидывая про себя, сказала Лида. — Мы с Мариной возьмем тогда работу домой, но раньше половины второго нас едва ли отпустят…
— Ничего, — сказала Нина Елизаровна. — Час, полтора, в крайнем случае, бабушка и одна побудет. В двенадцать я ее покормлю, как обычно, и побудет.
— Побудет… — отозвалась Лида. — Только, по-моему, мучается она очень, когда одна остается… боится. Может быть, ты сможешь меня дождаться?
Непонятно, зачем она просила об этом, ведь знала же, что нет, и Нина Елизаровна ответила с резкостью:
— Только не надо, меня не мучай. Тебе она бабушка, а мне мать. Как будто бы я не переживаю! Не могу дождаться. Никак. У меня тоже работа. И я привыкла делать ее как следует.
— Мама, я тебе не в упрек, — с терпеливостью в голосе произнесла Лида. — Не можешь, значит, не можешь.
Она сходила в дальнюю комнату, попрощалась там с бабушкой, кивнула матери из прихожей, но Нина Елизаровна задержала ее, спросив с кухни:
