— А почему ты с Мариной придешь, я не поняла. Ты сказала: «Мы с Мариной».
— Да, мы вместе отпросимся. Она мне кое-какие свои вещи примерить принесет. Для поездки с Андреем.
— Надо обходиться тем, что имеешь сама, — сказала с кухни Нина Елизаровна.
— Мне хочется быть нарядной рядом с ним, — о прежней терпеливостью в голосе сказала Лида. — Чтобы ему приятно было. Я ведь не сама по себе буду. С ним.
— Я, знаешь, была бы более счастлива, если бы ты была рядом с кем-нибудь другим.
Мать снова выходила на т у, запретную, тему, и Лида снова остановила ее:
— А я бы не была. О чем разговор, мама?
Нина Елизаровна догнала ее уже около лифта.
— Забыла спросить тебя. Ты вроде кофе купила. Где он, чтоб мне не искать?
Лида удивилась. Мать не пила кофе.
— Зачем тебе?
Нина Елизаровна помялась мгновение.
— У меня гости будут, — сказала она с уклончивостью.
— Сейчас, утром?
— Ну а почему нет?
— Да нет, ничего. Просто так неожиданно… ничего не говорила — и вдруг гости. Там кофе, в полке, за фарфором стоит.
— За сервизом?
— А! — Лида улыбнулась. — За сервизом. Это я все по детской привычке его так. — Пришел, лязгнул у нее за спиной, останавливаясь, лифт, и она повернулась, нажала на ручку, открывая дверь шахты. — Все, я ушла?
— Да, конечно, — с поспешностью отозвалась Нина Елизаровна. — Беги.
Железная дверь шахты захлопнулась, простучали закрытые Лидой деревянные дверцы, лифт снова лязгнул, и кабина с Лидой внутри уплыла вниз.
Клубились толпы на автобусных и троллейбусных остановках. Чревастые машины — одни, отфыркиваясь отработанными газами, другие, позванивая усами токосъемников, воздетых к натянутым над дорогой проводам, — подруливали к остановкам, расходились с натужным скрипом складни дверей, а там, за дверями, было плотно и туго — не влезть, казалось, и мыши. Но толпа на остановках присасывалась к распахнутым чревам, надавливала, и внутри начиналось движение, бубнил в динамик водитель: «Машина не резиновая, закрываю, граждане, двери!» — но машина оказывалась резиновой: куда, казалось, не влезть и мыши, влезал и один человек, и другой, и целый десяток… и обремененные хрупким, нежным грузом человеческой плоти железные машины катили дальше, чтобы исторгнуть из себя этот груз, эту смятую человеческую плоть возле станций метро.
А возле воронок метростанций тоже сбивались толпы, но они не клубились, народ в них не шарахался из стороны в сторону, чтобы подгадать к тому месту, где окажутся двери машин, — разинутые двери метростанций были неподвижны и втягивали, втягивали в себя толпу по человеку, по человеку, и вытягивали ее всю до последней капли; а в это же время из других дверей, рядом, выскакивали в надземный воздушный простор те, что уже были перевезены электропоездами подземки, прибыли или приблизились к месту своего дневного рабочего обитания, чтобы войти, подняться, предъявить пропуск, раздеться, переодеться, включить, достать — начать создавать то, что в сводке ЦСУ в конце календарного года будет называться валовым национальные продуктом.
