Характерно, однако, что верующие далеко не обо всем молятся богу, хотя и говорят, что все зависит от его воли. Ведь никому из верующих и в голову не придет молиться, чтобы чайник вскипел на зажженной керосинке или чтобы чай стал сладким от сахара, а суп — соленым от соли. Верующие служат молебны о дожде, но не молятся о том, чтобы сварилась картошка на зажженной плите, чтобы гвоздь при ударе молотком вошел в доску, а полено при ударе топором раскололось.
Почему же верующие молятся в одних случаях и не молятся в других? Варя пищу или кипятя воду, верующие не сомневаются, что и без молитвы будет так, как задумано: если горит плита или керосинка, то закипит вода и сварится пища. Никто не молится и о том, чтобы после зимы настала весна, ибо верующие знают, что она и так наступит, что это неизбежно. Значит, когда человек молится, он просит бога устроить так, чтобы не произошло то, что при закономерном ходе явлений неминуемо должно произойти, либо чтобы произошло то, что при закономерном ходе явлений не может быть.
Итак, молиться — это значит верить в чудеса, а эта вера является неизбежным выводом из самой «основы» религии — фантастического представления о сверхъестественном. А отсюда следует, что когда человек молится, он по сути дела слезно просит у своей собственной фантазии.
Явная нелепость всяких молитв видна хотя бы из того, что никогда не было случая, чтобы у человека, потерявшего ногу или даже палец, под влиянием молитвы вновь отрастала бы эта часть тела. Но ведь именно потому, что вера в чудеса (как и идея, что бог «все может») абсурдна, ее и защищают сторонники религиозного мировоззрения. Так, Ватиканский собор католической церкви в 1870 г. провозгласил: «Да будет анафема, кто будет говорить, что нельзя производить чудес или что их никогда нельзя знать с достоверностью и что божественное происхождение христианства не может доказываться ими».
Вся наша многообразная практика основана на незыблемости законов природы. Всякое наше действие имеет смысл лишь в расчете на то, что оно приведет к определенным результатам, а это предвидение будущего возможно лишь потому, что в мире нет никаких чудес.
Когда мы на заводе устанавливаем какие-нибудь машины, то вполне уверены в том, что сумеем ими пользоваться, знаем, что при определенных условиях они должны действовать совершенно определенным образом. Если машина испортилась, то есть перестала работать или начала работать плохо, то никто не сомневается в том, что здесь нет никакого нарушения законов природы; это вызвано вполне определенной материальной причиной, а не вмешательством каких-то капризных таинственных сил. Недаром в советское время появилась пословица: «Тому бог не нужен, кто с наукою дружен».
