И вот когда сельское кладбище в сосновом лесочке оказалось в центре нового города, решили, что как-то неприлично это, наметили кладбище ликвидировать, а тут сделать городской парк.
А на кладбище у Афони, как и у других жителей села, все родные похоронены. И вот донеслось до Афони, что кресты спиливают, он с подпорой в руках мигом очутился тут и начал «крестить» «бригаду по ликвидации кладбища», те хотели изловчиться, поймать Афоню, связать, но когда он чуть не замертво уложил одного, все разбежались, а Афоня три дня дежурил на кладбище — кричал дико и кидался, когда подходила милиция. Решили это дело оставить.
…Когда похоронили отца, все разошлись с кладбища, и сумерки ползли на город от леса, из низин и логов, а Спирин все не мог уйти — и вот тут-то ему вспомнился Афоня и показался каким-то близким.
Совсем уже стемнело. В небе, ярко горя, искрясь, пламенея, неслось к земле что-то огненное, вероятно метеорит, или еще что, кто знает… Куда он упадет? — Почему-то подумалось Спирину, но, не долетев до земли совсем немного, сгорел напрочь, и как бы озарило этой искрой Спирина, отупение начало уходить, и он уже унять себя не мог, думалось много, разное: «А может, это недолетевший корабль другой совсем галактики, где люди больше нас знают и умеют? Мало, еще совсем мало мы ведаем не только о вселенной, но и родную матушку-землю хорошо-то не знаем».
И взбудораженные не в меру чувства, мысли начали изводить его. Недавно было пела душа — осилил трудное дело, гордился, а теперь эту душу печет и жалит: отца-то уже нет. Как же так? Такое противоположное может разве враз навалиться на человека? И как ему совладать со всем этим? А может, и его, Спирина, доля вины есть в смерти-то отца? Читал отцу «лекции» научные… А что он, Спирин, о вселенной знает в точности? И вообще, кто все точно знает? Может, был бы посуевернее старик, увидел шатающуюся буровую, так воротился? Может, он в этот момент убеждения Ивана, сына своего, помнил, верил в них, в эти убеждения? Разве думал Иван, что такое случится, думал ли об этом сам отец, а вот думал не думал, а чувствовал что-то, недаром завет дал и наказал выполнить. Может, и мудрее его отец-то был. Только вот теперь об этом думалось тяжко и жгуче.
Отец-то хоть многое чувствовал, а он, Иван, даже и этого не может: разве мог раньше себе представить, что сдаст Мишка и катанет обратно? Ну заболел если, с этим он согласен, да ляг в больницу, восстановись и снова за дело, — так нет, на уход. «Не могу, сдал». Никому, наверное, не известно вперед, — думал мысленно Иван. «А Библия?» Он ее не читал, и нечего о ней ломать голову. А жаль, что не читал. Надо было спросить у отца, где он брал именно такую, где все предсказано. «Много спеси у нас, вот что!» — заключил Иван. И тут же вспомнилось ему, как однажды стоял и любовался зодчеством в Троице-Сергиевой лавре, слушал мужской хор, а к нему подскочила какая-то тетка и спросила, озираясь по сторонам:
