…Бабка Павла загоняла в ограду корову и гусей. Несколько мужчин сидели на завалинке и судачили о случившемся несчастье с Егором Кузьмичом, курили.
Григорий увидел на завалинке Шабалдина, позвал его, завел в малуху.
— Давай, Геннадий Петрович, за моего отца выпьем, — Григорий полез за верстак, разгреб стружки, достал начатую бутылку.
— Я на работе, Григорий Егорыч. Не могу.
— Ты за отца моего выпить не хочешь, рыло воротишь? Да и день рабочий уж кончился…
Шабалдин смолчал, вышел на улицу.
Григорий допил водку, закусил хлебом и луком, потом поплелся по ограде, выбросил в огород бутылку.
На пригонные ворота взлетела курица и запела.
— Не к добру поет дурацкая птица. Дай, Геннадий Петрович, наган, я пристрелю ее! — крикнул Григорий.
— Не могу, Гриша. У меня патроны казенные и со счету.
Григорий швырнул в курицу поленом, она закудахтала и слетела внутрь пригона.
— Начальство из себя гнешь, — пробурчал Шабалдину Григорий и зашагал в избу. Егор Кузьмич был в прежнем состоянии. Вскоре Григорий заснул, на пороге сидя.
Егор Кузьмич не говорит и не шевелится вот уже две недели, но веки он поднимать может, смотрит и людей узнавать начинает, понимает разговоры…
…Погода начинала меняться, из-за заречной стороны наплывали серые лоскутки туч, порой они побрызгивали на поля, ветер тянул холодный; осень дохнула на деревню, а позавчера иней выпал, приморозив мелкое в огородах, вот-вот жди дождей да заморозков.
Андрей мотался по полям, торопился с уборкой, к отцу заскакивал только вечерами. Он видел, что отцу стало лучше, не поборола его болезнь, и врачиха сказала, что сейчас уж выдюжит и жить станет, если в третьи не ударит.
На Григория Андрей рассердился всерьез, собрал правление и добился исключения старшего брата из колхоза.
Григорий устроился в соседнем леспромхозе, который вечно не выполнял план, заработки были плохие, и рабочих не хватало. Работающих в леспромхозе из деревни в лесосеки на машине возили, обратно — тоже. А Григорию там еще лучше стало: можно не каждый день на работу ходить, когда с большого похмелья — здесь не выгонят, дружков тут таких достаточно, прижилися они.
С Егором Кузьмичом все время находилась Авдотья, она уже не работала, радостно ей было, что дело у отца на поправку пошло. Она решила, что до конца за отцом ходить станет, у ней уже мыслей не было ехать к Геннадию, хоть и звал шибко. Как это родного отца бросить — бог покарает. Самой, может, так придется. «На веку, как на долгом волоку». И она, как могла, старалась, ухаживала за отцом.
