— Хоть и пилю, а жалко мне его, — вздохнула Авдотья, — зря он на Надежде женился. Ой, зря!..
— Говорено было не раз. Сам большой… А тут расписался, на мужика не похож, — проговорил тихо Егор Кузьмич.
— Отец, все же придется попросить Григория из колхоза. От людей стыдно за него.
— Поглядим… Вон Авдотья всю жизнь колхозу отдала, Генку вместо матери воспитала. Году не было, от матери-то остался. Замуж из-за него не вышла. Воспитывала, да вот она не стонет, хоть и баба.
Авдотья не выдержала, заутиралась платком.
— Да и тебя он, Генка-то, отцом, тятя, считает. Сколь ты ему помогал, когда он учиться поступил.
— Но ладно, ладно. И похвалить-то нельзя… — мягко проговорил Егор Кузьмич.
Авдотье вспомнилось, как растила Генку, еще грустнее стало. Мать от чахотки в голодный год умерла. Авдотья грудь ему свою давала… пососет немного, а потом рожок с соской подсовывала и молока коровьего подливала. Поест и успокоится. А худенький рос. Все боялись, кабы не заболел тоже туберкулезом-то. Мамой звал… Подрос когда, не хотела и говорить, что не мать, но все же сказала правду. Ой, что и было!.. Всю душу ему отдала, чтобы не чувствовал себя сиротиночкой. Вырос… Не хуже других… К себе зовет. Квартиру хорошую получил. Так и написал: приеду зимой и заберу. «И поеду. Сын ведь он мне. Тятя к Андрюхе собирается. Вот и все при месте будем». У Авдотьи даже на душе от таких думок полегчало, слезы от радости на глазах выступили. Она смахнула их и тут же стала собирать на стол. Поели наскоро молока с хлебом, и Авдотья попросила отвезти ее на поле.
…Только Андрей с Авдотьей уехали, а Егор Кузьмич хотел идти в малуху и делать черенья к вилам, — дверь отворилась, и зашла бабка Павла, соседка.
— Мир добрый, Кузьмич! Дома Егоровна-то?
— Уехала на поле с Андрюхой.
— Ой, никак не наробится. Ведь уж пора на отдых, а она все никак не угомонится, что ты же. Как будто без нее не управятся.
— Такой уж человек.
— Ныне в колхозе ведь что? Любо! Время вышло — пенсию получай. Не то что ране — робь, пока вперед ногами не понесут.
— Жизнь лучше стала. Знамо дело.
Егор Кузьмич встал.
— Да ты куда, посиди хоть.
— На куте вон орехи грецкие стоят, угощу тебя. Генка послал.
— Ой уж у вас, Егор Кузьмич, не внучек, а золото. Письма пишет, посылочки шлет. Вырастила Авдотьюшка себе заменушку. Таких ныне немного. Все глядят, как от матери урвать.
— Не все ведь эки, Павла.
— Слов нет, не все. Вон у меня лиходей-то, слыхал, отчубучил?
— Нет не слыхал. — Егор Кузьмич сел. — Че опять?
