Стакан обжигал девочке пальцы, мальчишка сам налил ей в блюдце. Пряник он разломил надвое, сравнил половинки и ту, что побольше, протянул сестренке. Она решительно замотала головой. Тогда он отдал ей меньшую, она взяла, откусила и, наклоняясь к блюдцу, вдруг улыбнулась, — вкусно.
— Нет, не могу! — простонала Наталья Сергеевна и, прослезившись, быстро пошла к дверям.
— У-у, крохотулечка! — неожиданно размяк и профессор и пальцем пощекотал девочке щеку.
С блюдцем в руках она совсем задичилась, втянула голову в кофту. На профессора строго глянул мальчишка: лезут тут, а чай стынет… Попить не дадут спокойно!
Подошел Барашков, молча расстегнул девочке кофту под горлом, и ей стало удобнее тянуться к блюдцу. Платочек она развязала сама, по-женски спустила на плечи.
— Деньги-то, — спросил Василий Павлович мальчишку, — в бабки наиграл?
Неторопливо наливая из стакана в блюдце, мальчишка утер лоб и ответил:
— Траву сдавали.
— А, вон как! Ну, тогда совсем молодец.
Спутникам своим, умиляющимся взрослой повадке ребенка, Барашков объяснил:
— Для нас старались. А то сунешься в аптеку — того нет, другого нет. Ромашки даже не стало. Будто совсем уж на асфальте живем! Молодец! — Василий Павлович одобрительно похлопал мальчишку по плечу и отошел от стола.
— Послушайте, — засекретничал с ним Владислав Семенович, — может, им купить чего? Шоколадку?
Барашков решительно потряс обритой головой:
— Не возьмет. «Что я вам, — скажет, — побирушка?»
Профессор оглянулся на детей, подумал и ничего не сказал.
Брат и сестра напились чаю и стали собираться. У мальчишки был сытый, немного усталый вид. Прощаясь, он подал руку Барашкову, как своему, остальным кивнул. На крыльце он надел картуз и взял сестренку за руку.
— Хозяин! — изрек Барашков. — А, Степан? Этот не пропадет.
Профессор снял свои темные очки и, покусывая кончик дужки, смотрел вслед уходившим детям с грустным выражением. Недавно на палубе в общем разговоре он высказался в том смысле, что многие современные молодые люди настолько привыкли сидеть у родителей на шее, что затянули свое детство, а вернее, иждивенчество до безответственности. Впрочем, вина здесь и родителей. Верный своей иронической манере, он пошутил: «Главное — довести детей до пенсии, а там уж они как-нибудь сами». И вот — такой крохотный и такой самостоятельный!
К теплоходу все четверо возвращались в задумчивости, без разговоров.
По разбитой дороге к пристани, переваливаясь на кочках, в клубах пыли пробирались автобусы. Разомлевшие туристы тащились из последних сил. Почти у каждого на шее висел фотоаппарат. Степан Ильич всю дорогу посмеивался над болезненной страстью к фотографированию и донимал Барашкова, что тот не утерпел и уговорил кого-то несколько раз щелкнуть его на фоне исторических зданий и монументов: засвидетельствовать родным и знакомым факт своего посещения этих мест.
