и в разлуке с Рати!», «Смотри! Венок из цветов малати на его голове кажется сквозь белый зонт скоплением лунных лучей, принявших по ошибке его волосы, черные, как рой пчел, за сгусток ночной тьмы», «Смотри! На его щеки падает зеленый отблеск жемчужных серег, как если бы он украсил свои уши зелеными листьями шириши», «Смотри! В красном пламени рубинов его ожерелья словно бы пылают страстные желания юности, пытаясь проникнуть в его сердце», «Смотри! Сквозь завесу опахал он, кажется, глянул в нашу сторону», «Смотри! Он что-то сказал Вайшампаяне и улыбнулся, заставив стрелами лучей, хлынувших от зубов, побелеть все стороны света», «Смотри! Балахика полой своего платья, зеленого, как оперенье попугая, смахивает с его волос пыль, летящую из-под копыт лошадей», «Смотри! Он поднял свою ногу-лиану и водрузил пятку, нежную, как лотос в руке Лакшми, на холку своего коня», «Смотри! Он просит бетель и шутливо тянет вперед нежные и длинные пальцы своей похожей на розовый бутон лотоса ладони, словно слон, который вытягивает хобот, желая получить охапку травы шайвалы», «Счастлива та, кто, уподобившись Лакшми, завладеет его рукой, превосходящей по красоте лотос, и станет вместе с ним соправительницей земли!», «Счастлива царица Виласавати, которая его — слона — хранителя мира, способного выдержать бремя всей земли, — выносила, словно небо, в своем чреве!»
Такие и похожие возгласы раздавались со всех сторон, пока Чандрапида, которого женщины словно бы пили своими взглядами, призывали звоном своих колец, сопровождали в пути своими сердцами, оплетали сетью лучей от драгоценных камней в своих украшениях, чтили жертвенным даром своей юности, осыпали, словно огонь на свадебной церемонии, пригоршнями жареного риса, охапками цветов и браслетами, падавшими с их ослабевших рук, медленно приближался ко дворцу. Спустя немного времени он подъехал к его главным воротам, рядом с которыми, темные, как гряда гор, стояли боевые слоны, источая из висков черные потоки мускуса, и которые походили на обложенный тучами день. И здесь же пестрели тысячи зонтов на высоко поднятых древках и толпились сотни гонцов, прибывшие из разных стран.
Вблизи ворот Чандрапида спешился и, опершись рукой-лианой на руку Вайшампаяны, вслед за Балахикой, который почтительно указывал ему дорогу, прошел внутрь дворцового парка, как бы вмещавшего в себя все три мира, собранные воедино. Вход в парк безотлучно охраняли стражи с золотыми жезлами в руках. Умастившие свое тело белой мазью, в белых доспехах, с венками белых цветов и белыми тюрбанами на голове, они день и ночь, точно нарисованные или высеченные из камня, неподвижно стояли у колонн портала и своею белой одеждой походили на жителей Белого острова
