Подведя итог боя, он успокоился тем, что потери во взводе по сравнению с противником были незначительными: двое раненых бойцов были эвакуированы в батальонный медпункт.
…Высота 124,0 то освещалась яркими вспышками ракет — и тогда становилось видно как днем, то вновь утопала во мраке августовской ночи. В той стороне, где лежал Сталинград, полыхало зарево и тускло розовел край неба. Губкин смотрел на крупные звезды и удивлялся их яркости. Где-то мерно долбила саперная лопатка — кто-то углублял траншею. Полынный ветерок нес с собой слабый привкус пороховой гари и неостывшей за ночь раскаленной степи. Лейтенант задремал, и ему показалось, что совсем рядом падают немецкие осветительные ракеты. Очнувшись, Губкин сразу же направил ординарца Образцова проверить выставленные впереди секреты. Ординарец вернулся и доложил, что все на своих местах, противник ведет себя спокойно. Губкин не мог понять, что его насторожило.
По рассказам бывалых фронтовиков лейтенант знал, что тишина на переднем крае не сулит ничего хорошего и что от гитлеровцев нужно ждать любой каверзы. Может, потому так и неспокойно на душе. А может, еще почему-то…
Зазвонил телефон. Лейтенант взял трубку.
— Губкин, как дела? — поинтересовался командир батальона капитан Шакун. — Доложите обстановку.
— Пока все спокойно, товарищ Сто первый! Наблюдатели следят за тем, что делается в расположении врага, пулеметчики дежурят у своих огневых точек.
— Добро. Почаще проверяйте расчеты. Будьте начеку…
А на переднем крае по-прежнему царила тишина. Даже ракеты перестали разрывать ночную темноту. И так до самого утра.
Солнце неторопливо выкатилось из-за горизонта, и выжженная степь стала пробуждаться: застрекотали кузнечики, то там, то здесь из нор выныривали суслики; воспользовавшись затишьем, они тоже, видно, решили подкрепиться.
Немцы не изменили своей пунктуальности: ровно в восемь часов открыли массированный минометный и артиллерийский огонь, потом пошли на штурм высоты. Их отделяло от наших позиций менее двухсот метров. Губкин, пробираясь на свой наблюдательный пункт, чутко прислушивался к очередям «максима», из которого вел огонь Еремеев. Когда Георгий был уже у НП, пулемет внезапно замолчал…
Георгий знал: Еремеев — опытный и храбрый пулеметчик, надежный помощник командира взвода, и даже от одной мысли, что с ним случилось худшее, ноги будто налились свинцом. Неужели?.. И он повернул к огневой точке своего помощника. Предположение подтвердилось. Еремеев лежал, уткнувшись в лужу крови, продолжая сжимать гашетку пулемета.
