Ветер прекратился, и перед тем как мне лечь, наступило затишье; внезапность этого затишья была осязаемой, заполняющей пространство ночи, и в тишине этой я уснула.
Свечу под стеклянным колпаком я не погасила — лень было вставать и задувать ее.
Не знаю, что разбудило меня. Возможно, первая атака ветра на дом. Как бы там ни было, я вдруг проснулась, очутившись в эпицентре бешеного и первобытного тропического урагана. Я мгновенно утратила всякое представление о времени, месте и о себе самой. В это первое мгновение свеча все еще горела, хотя даже и под колпаком пламя дергалось и тряслось в тошнотворной пляске света и тени. А затем подсвечник вместе со стеклянным колпаком и свечой грохнулись об стену, и с первым глотком тьмы я наконец уразумела, кто я и где нахожусь.
Поодаль с грохотом обрушилось что-то большое, кажется, труба. Донесся крик — кричала женщина. На мой балкон, с шумом, как птичья стая, посыпалась черепица, хотя в этот момент я и не поняла, что это было, — казалось, кто-то бьет посуду. Ветер без устали выл, как сотня бродячих котов. Молнии ощупывали город и меня вместе с ним острыми зазубринами своих щупалец, хватали и вовлекали меня в общий хаос, словно чья-то рука рылась в ворохе соломы.
Внезапный порыв ветра окатил меня дождем.
Вскочив, я попыталась закрыть створку окна. Я боролась с ветром, сбивавшим меня с ног, сдиравшим рубашку. Всей своей тяжестью я налегла на оконную раму. Тут вылетело верхнее стекло, и осколки разлетелись по всей комнате. Наверное, я закричала, но крик мой, как я уверена, не был слышен, потому что в этот же момент молния ударила в трубу дома напротив, я увидела зигзаг вспышки, и все тело мое потряс громовой раскат. Дрожащая от холодного ужаса, я очутилась на полу, и дождь стал хлестать по мне.
Следующее, что я почувствовала, были руки — они тащили меня прочь от окна под защиту стены, поднимали меня, и, открыв глаза, я при вспышке молнии увидела лицо, склонившееся надо мной, лицо Хэмиша Бонда, облепленное мокрыми волосами, лицо, по которому стекали дождевые струи, отражавшие блеск молний; рот его что-то говорил, но шум бури заглушал звуки. Потом наступила темнота — или я просто закрыла глаза? — и время повернуло вспять: настоящее исчезло, я очутилась в прошлом, была гроза, и я в темноте одна, бегу спасать Бу-Бьюлу, бедняжку Бу-Бьюлу, мою куклу, сделанную для меня старым Шэдди, и я смертельно боюсь грома и вцепляюсь в тонкую мокрую ткань — рубашку Хэмиша Бонда, прилипшую к его груди, прижимаюсь к нему, дрожа в его руках, и, крепко зажмурившись, утыкаюсь лицом в его плечо, шею, и шум бури стихает.
