— “Пляску Смерти”.
Сибилла вздрогнула.
— “Пляску Смерти”! Что ж, это близко к действительности, не так ли? Для сэра Вильяма. Жутковатая музыка. Вам не показалось странным, что он выбрал именно ее?
— Да, пожалуй.
— И сочли бы его выбор еще более странным, если бы знали, что именно эту вещь Изабелла сыграла в последний раз в тот день. Все утро она сидела за фортепьяно и все играла и играла ее без конца. В конце концов Вильям сказал: “Бога ради, прекрати играть эту мрачную вещь!” И она прекратила, ушла в лес и застрелилась. С тех пор в доме эту пьесу никогда не играли… пока ее не повторили вы.
— Но она была среди нот, которые он сам положил на фортепьяно.
— Да, но эту пьесу он туда не клал.
— Тогда кто же?
— Если бы знать, многое прояснилось бы. Кто-то хотел, чтобы сэр Вильям услышал пьесу… и подумал, что Изабелла вернулась наказать его. Кто-то надеялся, что он поднимется с кресла и увидит вас за фортепьяно… было ведь темно, как сейчас. Этот кто-то хотел, чтобы он упал и разбился. И еще хотел показать, что ему все известно.
— Кто же мог сделать такое? Какая жестокость!
— В нашем доме случались и более жестокие вещи. Как вы думаете, кто это мог быть? Наверное, тот, кто боялся, что его прогонят, и надеялся, что смерть сэра Вильяма помешает этому. Однако, с другой стороны, у кого-то другого вполне могли быть и свои причины.
Я сильно встревожилась и хотела, чтобы она ушла, оставив меня наедине с моими мыслями.
Она, казалось, почувствовала это, во всяком случае, сказала, что ей пора.
— Разве можно быть уверенным хоть в чем-нибудь, миссис Верлен? — спросила она напоследок.
И печально покачивая головой, направилась к двери.
Сильвия пришла на занятия с новой прической: обе ее косы были уложены вокруг головы. Силы небесные, подумала я, ее мать и в самом деле пытается заполучить Годфри Уилмота в женихи своей дочери? Бедная Сильвия, эта прическа делала ее еще более неуклюжей и замкнутой. Мне все время казалось, что ей поручили какую-то неприятную работу и она не успокоится, пока не выполнит ее.
Ей шестнадцать, и через год она достигнет возраста, в котором девушкам впервые разрешается делать высокую прическу.
Урок она отбарабанила, как попугай. Что я могла сказать? Только: “Попытайся вложить чуть больше чувства, Сильвия. Попробуй услышать, о чем говорит музыка”.
Она с недоумением взглянула на меня.
— Но она ничего не говорит, миссис Верлен.
Я вздохнула. И в самом деле, подумала я, теперь, когда нет Эдит, моя работа здесь совершенно бессмысленна. Из Эдит я могла бы сделать хорошую пианистку, способную игрой доставить радость гостям. Ее я могла бы научить получать от музыки и радость, и утешение; но Сильвию, Аллегру и Алису?..
