— Вывод ясен, Боря. Стрёмная у тебя жизнь.
Борис подался вперёд, из-за чего стол зашатался.
— Только чтобы жаргонных слов я от тебя больше не слышал. Мы живём в начале прошлого века. Сегодня можешь отдохнуть, завтра придёт Пуришкевич, а послезавтра приступим к культуртрегерству.
— Ясно. Обойдусь без расслабухи. Молчу, молчу.
Без пяти минут мой начальник вновь взял в руку гантель, потягал пару раз. Его поучения не закончились.
— Хорошо помню твой образ шоумена. Когда выходишь на публику, каждый раз на твоей шее яркая бабочка, в горошек или в клетку. Мигнёшь милым дамам — назовут лапочкой, чуть ли не вешаются на шею. Было ведь?
— Как будто я не помню.
— Забудь. Я тоже сейчас не совсем депутат, а моя здешняя карьера будет длиннее твоей. Пришлют партийные коллеги привет по электронной почте, порадуюсь минуту, а дальше продолжится всё та же юдоль. А если учесть Прохора-скептика? Удивляюсь, как он не доложил на меня в охранку. Самозванство дело серьёзное.
Свободного времени оставалось много. Автор записок решил пошутить.
— Можно что-нибудь спеть на тему вашего руководства страной. «Gle—Gle—Glebatin, equal to the Russian queen».
— Равен русской царице? Вы мне льстите.[8]
Над выходом ярко зажёгся красный свет.
— Сигнал, Виталик, к кабинету приближаются местные. Пора усыплять и прятать ноутбук.
Современный предмет скрылся в дубовом столе в прямом смысле вовремя. На пороге стоял самую малость пухловатый журналист Воронин, от которого мне досталась работа секретарём. Салфеткой он только что вытер жирные губы.
— Господин коллежский асессор препроводит вас в свою комнату. Учитесь журналистскому ремеслу.
Воронин хмурил лоб и молчал, прежде чем сказать что-либо по делу. Своё дело он знал (на уровне Фомы и Ерёмы) и считал, что Глебатин должен отвечать благодарностью. Собственными глазами видел, как премьер-министр дарит ему пирожные. Или Воронин делился с кем-то нам незнакомым? Время от времени журналист получал в подарок бутылочку коньяка. Пока его не было рядом, премьер шепнул:
— Нахлебника не ожидал.
В первый день мы с Ворониным сидели в кабинете, на моём столе красовались разнообразные пирожные. Рядышком выстроились лимонад и коньяк, и передо мной встала дилемма. Если не учитывать стремление к ЗОЖ.
— Давайте мы с вами на брудершафт выпьем.
Воронин в растерянности откинулся назад.
— На брудершафт с вашим высокоблагородием? Бог с вами, ваша милость, я не готов к амикошонству.
Моя рука держала лимонад. Раздалась эффектная фраза:
