Проверка - Геннадий Владимирович Ищенко

Сад был великолепен! Огромные деревья возносили свои кроны к видневшемуся в вышине хрустальному куполу потолка, более низкие переплетали свои ветви, образуя усыпанные прекрасными цветами зеленые коридоры вдоль мозаичных дорожек. Повсюду летали крошечные птицы с ярким оперением, которые зависали возле цветов, вытягивая из них нектар длинными, тонкими клювами. Гудели пчелы, облетавшие мелкие цветы, которыми были усеяны росшие повсюду кусты. Необыкновенно чистый, напоенный цветочными ароматами воздух, льющиеся с потолка потоки света, яркая зелень листвы и радующие глаз плоды… Идущей по одной из дорожек девушке все это уже давно надоело и не радовало глаз. Она сама была сказочно прекрасной и вызвала бы восхищение у любого мужчины. Восхищение длились бы только до тех пор, пока он не заглянул ей в глаза. После этого у него из всех чувств остался бы только страх! И дело было не в ее огромных глазах, смотревших на все с презрением и скукой, а в небольшом третьем глазе, который светился на лбу мерцающим золотистым светом. Любой, на кого падал его взгляд, помимо страха, ощущал собственное ничтожество перед ликом богини этого мира.

Возникший на дорожке мужчина никакого страха к хозяйке сада не испытывал. На вид гостю можно было дать лет сорок или немного больше. У него было красивое, мужественное лицо, которое сейчас озаряла приветливая улыбка, фигура атлета, прикрытая ослепительно–белой туникой с тонким золотым поясом, и длинные каштановые волосы, которым могли бы позавидовать многие женщины.

— Привет, Трехглазая! — сказал он приятным голосом. — Сколько же столетий мы не виделись?

— Привет, Странник! — улыбнулась ему девушка.

Улыбка преобразила ее лицо: теперь в него хотелось смотреть, не отрываясь, до конца времен. Третий глаз никуда не делся, просто его свет померк в сиянии огромных, радостно распахнутых глаз.

— Все так же прекрасна! — сделал он комплимент. — Я рад, что ты не поменяла внешность. И это платье тебе очень идет.

— Я знаю, — опять улыбнулась девушка. — Не хочу в себе ничего менять. Внешность — это только оболочка, но я к своей привыкла. И ты тоже, как я вижу, мало изменился.

— Скучаешь? — спросил мужчина. — Можешь не отвечать, это и так видно. Сколько ты уже занята этим миром?

— А то ты не знаешь! — сказала она, перестав улыбаться. — Он мой уже пять тысяч лет! Если бы ты знал, Арман, как мне здесь все надоело! Этот мир застыл, как букашка в куске окаменевшей смолы, и никуда не хочет двигаться!