Нетварь — это хуже отродья. Хуже швали подзаборной.
Нечеловек.
Каева мать, Крита Арвель, приходилась Виру двоюродной сестрой. Ни он, ни она не унаследовали легендарной золотой масти, так и жили. Что же. У нее были каевы зеленые глаза, пушистые каштановые волосы.
Кай ее никогда не видел, а Вир помнил и часто говорил.
Не дареной крови, меньшую ценность в семье, ее выдали замуж за полезного лорду Арвелю рыцаря — Кавена с северной границы.
Свадебный поезд выехал из Тесоры, миновал Старый Стерж, а на Чудовых Лугах его атаковали разбойники. Стояла весенняя распутица, и с ними ездил Шиммель.
— Ты же нездешняя, — сказал Кай уверенно.
— Я в Вереске родилась, далеко.
— Есть такое поверье, если дать Шиммелю лошадь — он будет ездить с бандой всю весну, пока снег не сойдет. Или всю осень, пока реки не встанут. Вир говорил… тогда поздняя весна была. В начале мая еще лежали сугробы в оврагах. Ну и вот…
Кай рывком сел, вызывающе вздернул подбородок. Ласточка смотрела мимо него, куда-то в свои собственные воспоминания.
— И этот Шиммель, кем бы он ни был, взял твою мать силой, — сказала она, наконец. — Чужую невесту. Что ж, бывает.
— Ты не понимаешь, — Кай говорил отстраненно, словно не о своей истории. — Он полуночный. Демон. Выбрал ее. Приглянулась.
Ласточка скривилась, но ничего не ответила. Кто бы на его месте не начал приукрашать неприглядную правду.
Бывает и такое — юная девушка едет к свадьбе и почестям, а попадает в грязные лапы. И носит потом… майское дитятко. Чтобы родить в самую лютую стужу, февральские беспросветные сумерки.
— Кавен хотел, чтобы я… чтобы она… вобщем, чтобы ребенка не было. Но она сначала болела, а потом уже было поздно.
— Хорошо, хоть в живых оставил, — безучастно сказала Ласточка.
— Это мать. Она написала Виру и упросила, чтобы он меня забрал. Когда я родился, она сразу ушла, встретиться с ним. И меня унесла. Он ждал…недалеко, с лошадьми. Только она слабая была, он сказал — истекла кровью, пока ехали.
Кай то ли кашлянул, то ли всхлипнул, слепо глядя на изнанку крыши. Глаза его были зелеными и грешными, как зимний омут, как заводь у чертовой мельницы.
— Так ты лорденыш, получается, — протянула лекарка. — Из высоких, из Арвелей… надо же.
Если не врешь, как обычно.
— Ну… да, из благородных, — Кай хмыкнул. — Да что мне с лордской крови. После того, как Вир забрал меня от кормилицы, я большую часть жизни ночевал под забором. Вон, смотри — золотые кудри. Родичи мигом признают.
