Два часа! Два, за грёбаное опоздание!
Я был зол, как никогда в жизни. Носок как сквозь пол просочился. Нигде его не было: ни в столовой соседнего цеха, ни в самом цехе, ни в нише, где обычно работяги пытались хоть как-то остыть, прильнув к более или менее прохладному бетону. И всюду мне говорили, что он меня искал. И был тут только что, буквально передо мной. Словно мы ходили по кругу — я в поисках старика, он в поисках меня.
День закончился. Проходная завода изрыгала серую вонючую массу — работяги спешили по боксам, чтобы скорее нырнуть в грёзы. Но не я. Сегодня мне некуда было спешить — времени на счету не оставалось. Хоть и хотелось мне обратно в сножизнь больше, чем всем им вместе взятым. Даже о банке мысли мелькали. Но временной займ отдавать сторицей, только то и останавливало.
Я не заметил, как в печали прошёл мимо зева подземки. А когда оглянулся, понял — махнул рукой. Пешком до следующего спуска уже оказалось ближе.
Кожа отзывалась болью даже под коркой крема, стоило мне ненароком попасть под прямой ультрафиолет предзакатного солнца. Идти было на порядок сложнее, чем днём — фотофильтры, установленные во множестве на каждом здании и обеспечивающие их энергией, роняли теперь косую тень, отчего порою приходилось жаться к стенам, а с редкими пешеходами разминаться чуть ли не вплотную.
Что окликнули именно меня, я понял не сразу. Носка издали было не узнать: сутулый, в огромной рубахе почти нараспах, он стоял через дорогу в ореоле света и махал мне тощей рукой. Дождавшись пока проедет очередной фотокар, я быстро перебежал на ту сторону.
Первым желанием было схватить доходягу за грудки. И я бы наверняка сделал это, если бы не беззубая улыбка, с которой он смотрел на меня. Носок меня… жалел?
Под тяжестью старческих век слезились полные сострадания блёклые глаза. Глубокий, проникновенный взгляд пригвоздил меня, напрочь выбив злонамеренную решимость хорошенько встряхнуть его обладателя.
Он разглядывал меня как незаконорожденного ребёнка с кучей выявленных пси-диагностикой пороков, которому в Ойкумене только одна судьба — вечный сон. Странная нежность в его взоре поражала и не на шутку пугала. Словно бы старик что-то знал. Что-то важное и… фатальное.
— Вчера я видел его в последний раз, — прошептал Носок, поправляя съехавшую с хилого плеча безразмерную рубаху, застёгнутую лишь на среднюю пуговицу. — Он ушёл так и не докричавшись до тебя. А ждал. Долго. Дольше, чем остальные. Он просто не мог больше не спать.
