«Господин товарищ», немного заспанный, принял меня в элегантной пижаме; когда он слушал меня, на лбу у него собирались складки, он многозначительно кивал, переспрашивал. Я тотчас понял бесполезность своего визита. Был вечер, было утро, и опять вечер, и опять утро. Осознание моей полной беспомощности парализовало меня. Никто не мог ничего посоветовать, никто не знал, где находился мой отец.
Между тем накапливались слухи; многих «увели» в эти ночи. Через несколько дней слухи переросли в уверенность, кто-то сказал мне, что в городской тюрьме принимают посылки с одеждой для заключенных. И тут подвернулся случай. Освобожденный сокамерник моего отца (очевидно, вор, ведь отпускали из тюрьмы только уличных разбойников, аферистов и взломщиков, учитывая, с одной стороны, их пролетарское происхождение, с другой — силу их ремесла, направленного на подрыв капиталистического хозяйства, возвеличивая за каждое подозрение в антиправительственной деятельности и даже предоставляя некоторые привилегии)[31] нашел меня и передал, что отец просит теплую одежду. Он не знал, что еще рассказать, только то, что мой отец и в камере очень следит за порядком и каждый вечер перед сном педантично вешает на стул брюки. «Я должен здесь сидеть, покинутый, один., и цепи рабства держат эти руки, которые я распростер над Майном», — эти слова из «Сафо» Грильпарцера мой отец имел обыкновение задумчиво повторять дома, посмотрев когда-то эту трагедию в Вене в Государственном театре. Предчувствовал ли он свою судьбу?
На следующий день я отправился «на Голгофу» на городскую площадь, где находилась тюрьма — серое, вселяющее ужас четырехэтажное здание, чьи маленькие зарешеченные окна с пыльными стеклами высветили в моей памяти слова Данте: «Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate» — «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Перед открытым, недавно пристроенным к первому этажу окном стояла длинная очередь — братья, сестры, отцы, жены, сыновья, дочери тех, кого «увели», все со свертками в руках, молчаливые, несчастные. В окне сидел энкавэдэшник, как только я назвал имя, он начал листать что-то наподобие бухгалтерской книги и водить пальцем по списку имен, наконец кивнул и взял мою посылку. Я передал отцу старое меховое пальто и шерстяную шапку; новую хорошую шубу с воротником выдры и меховую шапку я хотел приберечь для отца к его возвращению домой. Этому не суждено было случиться. Шуба с воротником выдры, мой отец, мама и я уже никогда не были снова вместе
