В отличие от древних авторов рассказов о необычайном, не интересовавшихся поведением разных людей в одной и той же определенной ситуации, ни тем более выявлением их характеров, Цзи Юня занимает именно поведение разных людей в определенной ситуации (повторение одних и тех же ситуаций — это как бы варианты одной и той же темы). Вместе с тем Цзи Юня не интересует подробное раскрытие духовной жизни героя, он редко описывает, как то или иное событие преломилось в душе человека, отразилось на формировании его характера в отличие от своих современников — создателей китайского романа XVIII в. Герои Цзи Юня не раздумывают, а действуют; психологические причины их поступков (за исключением нравственных соображений) писателя не волнуют. Побочные персонажи рассказа вовлекаются в сферу действий главного героя, а не функционируют самостоятельно.
Интересно, что из рассказа в рассказ как бы накапливаются отдельные черты характера героев, складывающиеся в тип. Получается типический характер, но центр тяжести оказывается в ситуации, в которой этот характер проявляет себя. Этот типический характер часто бывает связан с профессией или образом мышления персонажей (так из рассказа в рассказ обрастает все новыми чертами образ начетчика: в одном рассказе он строг и предельно требователен к своим ученикам, но сам втайне от всех предается разврату; в другом — он участвует в обмане, цель которого — по дешевке купить дом; в новой ситуации он хвастлив и заносчив, или он выступает как трус и лицемер и т. д.).
В итоге создается некий идеальный характер, заданный конфуцианской нормой. Такого нормативного характера Цзи Юнь не воплощает в своих рассказах, но некоторые его герои приближаются к этому идеалу, большинство же дается как отклонение от него. «Должное» всюду невидимо присутствует, и мера индивидуальности персонажей — это мера отклонений и схождений с идеальным характером.
В понятие типического включается и обобщенная характеристика и индивидуальная (связанная именно с данным персонажем). Сходство многих персонажей Цзи Юня приводит к тому, что типическое превалирует, подавляя индивидуальное, акцент делается на моральной стороне человеческого поведения, т. е. на стороне понятийно воспринимаемой, а не на индивидуальной, неповторимой, образной. Отсюда — скупость индивидуальных черт (портрета, деталей), замена их словесными характеристиками, говорящими больше мысли, чем образному представлению. Уже сама проблематика «правильного» и «неправильного» поведения апеллирует к понятийному, а не к чувственному восприятию.
